Охотник на лис
Шрифт:
Как и следовало ожидать, мое замечание вызвало шквал. Бурю. Торнадо. Бывшие питомцы стали названивать тренеру Абелу и спрашивать его, что творится под его присмотром, а некоторые говорили ему, что перестанут жертвовать деньги на его программу.
На следующий день тренер затащил меня в свой кабинет. «Что за чертовщина с тобой творится? Ты этого хочешь?»
Я настолько не хотел обнаруживать какой-либо слабости (к тому же я был немного обижен на него, ошибочно считая, что он пренебрегает мною), что ответил: «Да».
Наши отношения мгновенно испортились. После той стычки я редко разговаривал с тренером.
Мое
Команда не имела для меня значения. Я бился за себя и считал, что защищаю мой титул, а не борюсь за кого-то другого. Я считал, что ничего не выиграю, но проиграть могу все, в буквальном смысле этого слова.
В том году я выиграл чемпионат «Большой восьмерки» в Оклахома-Сити, заслужив право выступать на чемпионате Национальной ассоциации студенческого спорта. Турнир я начал, болея стрептококковой инфекцией горла. Фотограф из СМИ сфотографировал меня в момент, когда я разогревался, высунув язык, который был белым и совершенно сухим.
В первом туре я провел матч, победив «несеянного» Скотта Джакоббе из университета Оулд Доминион со счетом 8:5. Во втором туре я встретился с посеянным под 12-м номером Бобом Харром из университета Пенсильвании. В первом периоде я провел ему захват головы спереди, «обрубил» его удушением, перевернул его и положил на спину. Но судьи дали мне баллы только за то, что я бросил Харра на ковер. Харр очнулся совершенно безумным и до конца матча атаковал меня как сумасшедший. Я победил его со счетом 11:6, но всю встречу был вынужден бороться с разъяренным борцом. В третьем туре мне досталась единственная «легкая» победа: я победил «несеянного» Джеффа Тёрнера из Лейаха со счетом 15:4.
В полуфинале мне выпало бороться с Эдом Потокаром из Университета штата Огайо. При сокращенном графике соревнований я в том сезоне одержал 25 побед, не потерпев ни одного поражения. Среди борцов Университета штата Огайо у Потокара было рекордное число побед в сезоне (49) при одном поражении. Победа надо мной в полуфинале увеличивала бы этот счет до 50 побед.
В третьем периоде я вел в счете (4:2), причем оба его очка были штрафами, начисленными мне судьей Пэтом Лоувеллом за уклонение от схватки. Я 16 секунд сидел на Потокаре, и для выхода в финал мне всего-то и надо было, что контролировать его. Но тут Лоувелл сделал мне еще одно предупреждение за пассивное ведение схватки и дал Эду два балла. В итоге получалась ничья, 4:4.
До того как стать судьей, Лоувелл был борцом-тяжеловесом. Как и я, Лоувелл родом был из района залива Сан-Франциско, и мы были приятелями. Мы даже вместе обедали у него дома. Теперь я никогда не забуду Пэта, потому что последнее предупреждение привело к равному счету в том поединке. Я не
Предупреждение, сделанное Пэтом, остановило схватку, и нам пришлось выходить в центр ковра. Потокар все время двигался, подскакивая, как перекачанная шина. Я, с другой стороны, был почти вне себя от страха. Счет был равным, и Потокар должен был получить технический балл. Если бы ему удалось вывернуться из нижней позиции, он одержал бы победу со счетом 5:4, что разрушило бы и мое обучение на последнем курсе, и всю мою жизнь.
Когда Пэт подал свисток о возобновлении поединка, Потокар вырвался из нижней позиции. Он оседлал инерцию последнего предупреждения и равного счета. Я сидел на лягающемся мустанге.
Наконец Потокар встал, разорвал мой захват и зашел мне за спину. Но прежде, чем судья дал ему два очка, я сделал нечто такое, чего раньше не делал: я, как лягушка, опустился на четыре точки и совершил прыжок назад, как на трамплине при прыжках в воду, в надежде захватить хоть что-то. Я зацепился пальцем за петлю шнурков борцовки Потокара, добрался до его ноги и вцепился в нее так, словно от удержания этого захвата зависела моя жизнь. Истекли последние секунды схватки, и судья назначил овертайм.
Потокару не удалось заработать в овертайме технический балл, а я смог избежать предупреждений и обошел его со счетом 6:0, что вывело меня в финал.
В другом полуфинальном поединке посеянный вторым Голдман, ставший сенсацией среди первокурсников, одержал победу над Перри Хаммелом. Благодаря тому, что я провел Рождество в Орегоне, я никогда не встречался на ковре с Голдманом, и это, как я полагал, давало мне преимущество в финале. Чем чаще встречаются борцы, тем сильнее сближаются их результаты. Если б я раньше боролся с Голдманом, я мог бы потерять определенную часть моей ауры просто потому, что Голдман вышел на ковер вместе со мной.
Голдман, возможно, думал по-другому, но я-то думал так, и накануне финального поединка, возвращаясь в отель, я испытал эмоциональный подъем.
Честно говоря, я нуждался в любом преимуществе, какое мог получить, поскольку меня преследовали воспоминания о чемпионате Национальной ассоциации студенческого спорта, проходившем тогда, когда я был первокурсником Калифорнийского университета Лос-Анджелеса. Майк Лэнд был старшекурсником Университета штата Айова и защищал свой титул национального чемпиона. В финале чемпионата 1979 года Лэнд встречался с первокурсником из Университета Лейаха по имени Дэррил Бёрли. Лэнд, одержавший 84 победы подряд, проиграл свой последний поединок в студенческих соревнованиях первокурснику.
Теперь на месте Лэнда был я, старшекурсник, защищающий свой титул в финальном поединке с первокурсником. Все ожидали, что этот поединок будет выигран мной.
Этих размышлений было достаточно для того, чтобы потерять сон.
За пару часов до начала финала я сидел в своем номере отеля с Клинтоном Бёрком, нашим борцом в категории до 134 фунтов и единственным другим студентом Университета Оклахомы, которому предстояло бороться за чемпионский титул. В дверь постучали, и Клинтон открыл ее. Мы находились в получасе езды от Нормана, и в нашу комнату устремились все друзья-приятели Клинтона. Они смеялись, пили и курили.