Охотник за головами
Шрифт:
– Ну и как – рекомендовали вы ей такого мастера?
– А почему нет? – Иван Францевич пожал плечами. – Она – клиентка, и клиентка крупная. Покупала много, платила хорошо…
– И к кому вы ее направили?
– Есть один молодой человек… у Ильи Борисовича работает…
– У Лейбовича? – уточнил Маркиз, вспомнив один забавный эпизод из своего послужного списка.
– У него, – кивнул ювелир, – толковый юноша. В камнях разбирается не особенно – оно и понятно, молод еще совсем, пятидесяти нет, – но имитации делает превосходные, невооруженным
– Даже вы? – вежливо удивился Маркиз.
– Ну я-то, конечно, отличу…
– Я хочу попросить вас еще об одной услуге. – В голосе Маркиза зазвучала необычная для него нерешительность. – Нет ли у вас перечня и описания тех изделий, которые приобретала у вас покойная? Я понимаю, что прошу вас о невозможном, но такой перечень мог бы мне очень помочь…
Иван Францевич засопел, как рассерженный еж, но вдруг, повинуясь неожиданному импульсу, выдвинул верхний ящик стола.
– Ох, только в память об Аскольде! Но я с тобой все свои незыблемые принципы нарушил!
Он вытащил из ящика стопку фотографий и протянул ее Маркизу.
Лола в ожидании Маркиза от скуки трудилась на кухне. Такая деятельность ее успокаивала, и Лола сварила рассольник из гусиных потрошков и запекла в духовке огромный кусок свинины. Их домашний зоопарк в полном составе ошивался на теплой кухне. Попугай дремал на холодильнике, Аскольд и Пу И выпихивали друг друга из кресла, пока не угомонились.
Маркиз, вернувшись, приятно удивился. Перед ним была прежняя Лола, исчезли тревожный блеск глаз и нервозность.
– Дорогая, посмотри эти фотографии, – проговорил Леня, когда обед был закончен и на столе остались только маленькие чашечки свежезаваренного кофе. – Что из этих украшений носила ваша покойная Валерия?
Лола перебирала снимки один за другим, подолгу любуясь каждым.
– Какая прелесть! – то и дело замирала она над какой-нибудь фотографией, молитвенно сложив руки. – Ну это просто чудо!
– Лолка, я тебе для чего дал фотографии? Не восхищайся, а трезво смотри – что ты на ней видела, а что – нет…
– Ну, вот эти серьги она пару раз надевала… Этот перстень был на ней в день генеральной репетиции «Ревизора»… Этот браслет я тоже как-то на ней видела… А вот та самая змейка, из-за которой было столько шума… Слушай, а вот эту брошь я тоже видела, но не на ней…
– Что значит – не на ней?
– Ну, не на Валерии, а на другой женщине…
– Да ты, наверное, перепутала! Мало ли похожих украшений?
– Да? Ты посмотри на эту красоту – ты думаешь, такое можно перепутать?
Маркиз заглянул через Лолино плечо. Перед ней на столе лежала фотография действительно очень эффектного и необычного украшения – броши, представляющей собой восьмиконечную рубиновую звезду, удивительно изящно сплетенную с сапфировым полумесяцем и маленьким бриллиантовым вензелем «А».
– Ну и где ты, интересно, видела эту брошечку? – осторожно поинтересовался Маркиз.
– Сам ты брошечка! – обиделась Лола. –
– Но на ком ты это видела – можешь вспомнить? Меня твои эмоции в данном случае не очень интересуют, меня факты интересуют!
– Ну сейчас, постараюсь вспомнить, когда это было… – Лола замерла, уставившись в фотографию и наморщив лоб, усиленно напрягая свои мозговые извилины.
– Кажется, это было на приеме, посвященном открытию галереи «Аквилон»… От театра пригласили нас с Главным, но Валерия там тоже была, по каким-то своим собственным каналам… Она всюду пролезет… пролезала…
– А ты в «Аквилоне» кого-нибудь знаешь?
– В «Аквилоне»? – Лола на секунду задумалась. – Конечно, Веру Соловей.
– Что это за птица такая?
– Ну что ты! Верка Соловей – это что-то! Она всех знает, и ее все знают, ее всюду приглашают, и она везде успевает отметиться. При этом она, собственно, ничего не делает, разве что иногда пишет маленькие заметочки в мелкие газетенки про те тусовки, на которых успела мелькнуть. Заметки поганенькие, потому что она ничего не умеет толком делать, да ей и некогда – попробуй-ка везде успеть! Но поскольку она везде замечена, то ее по инерции продолжают приглашать, а заметки продолжают печатать, поэтому она считается журналисткой…
– А живет-то она на что? – лениво поинтересовался Маркиз.
– Родители кормят. Да ей много и не надо – на тусовках бесплатные фуршеты, так с фуршета на фуршет и перебивается.
– А что же она в «Аквилоне» делает?
– А они ее для того и взяли, чтобы тусовки устраивать. Лучше ее никто не знает всех, кого обязательно надо пригласить…
– Так это именно тот человек, который нам нужен! – обрадовался Маркиз. – Звони ей сейчас же, пусть напряжет свою память и вспомнит, кто у них был на той презентации…
Лола перелистала записную книжку и нашла нужный телефон.
– Можно Веру Соловей? – проворковала она в трубку без особенной надежды на успех: Вера не отличалась усидчивостью и застать ее на месте было обычно почти невозможно. Но на этот раз Лоле повезло.
– Верка, ты есть? – крикнул в сторону хрипловатый женский голос. – Тебя тут спрашивают… Ты есть или тебя нет? Тебя нет или ты есть?
– Сейчас, сейчас, иду уже! – послышалось издалека. – Да иду уже! Кто побеспокоил артиста? – И наконец уже в трубку прозвучало кокетливо: – Алло! Это ты, что ли, Пеликанский? Я на тебя за вчерашнее сердита!
– Это не Пеликанский, – живо отозвалась Лола. – А за что это ты на него сердита? Что он вчера сделал?
– Козел он, – ничуть не растерявшись, ответила Вера. – А это кто говорит-то?
– Это Ольга Чижова из Театра на Фонтанке.
– Ой, Ольга! – Вера изобразила неуемную радость. – Ты, говорят, так выступила в «Двенадцати стульях»! Такой успех, такой успех! Зрители уписались! Круто!
– Не в «Двенадцати стульях», а в «Двенадцатой ночи»! – холодно поправила Лола журналистку.