Охотник за планетами
Шрифт:
Совсем близко хлопнула дверь, и застучали, приближаясь, шаги. Еще один.
– Ну, как вы тут? Не курили, надеюсь?
Голос говорившего был полон старческой хрипоты и снисходительности, настоенной на многолетней привычке повелевать.
– Здесь не должно курить, и мы это помним.
Этот голос явно принадлежал уверенному в себе мужчине средних лет.
– Хорошо, хорошо… Как он?
Тычок чем-то твердым под ребра. Яр не пошевелился.
– Да что ему сделается… – произнес совсем рядом тонкий ломающийся голос.
Яр начал дышать чуть глубже, стараясь максимально насытить тело кислородом. Где – то бесконечно далеко ему слышались убеждающие
– Да ты!..
– Кто тебе разрешал его трогать?!..
Возгласы старших слились в один, а затем послышался звук пощечины.
– Сколько раз можно повторять, – старческий голос кипел злобой, – когда их найдут, на телах не должно быть ни единого лишнего синяка. Это несчастный случай! Флаер над озером потерял управление, двери заклинило, и все! Никаких следов побоев!
Старик, с шумным звуком втянул слюну и продолжил:
– И я видел, Сашок, как ты на этих девок заглядывался! Только попробуй подойти к ним ближе чем на метр!
– Так все равно же… в озеро их… – забубнил обиженным баском Сашок.
– Я те дам все равно! Они все не отсюда, и поэтому все должно быть совершенно чисто, комар носу не подточит. Усек?
Новый звук оплеухи. Снова стук шагов и обрывки фраз вдалеке.
Яр открыл глаза и поднял голову. Картина, которую он построил на основе своих чувств, была верна. Это был довольно большой деревянный сарай, сквозь наметившиеся прорехи в потолке проглядывала металлическая кровля чердака. В углу столпилась ржавая сельхозтехника. Посредине помещения стоял гигантский блестящий бак из нержавейки, вроде винодельного чана, метра четыре высотой, с подогревом. Теплый запах молока, как понял Яр, доносился именно оттуда. Рядом с баком на суперсовременном вилочном погрузчике был укреплен большой деревянный крест из темного старого дерева, с которого свисали ремни для привязывания жертвы. Крест был пуст. «Пока пуст», – подумал Яр. Через дверь в правом углу в сарай по одному, по двое заходили люди: здесь были только мужчины. Обычные сельские жители в джинсах, сапогах, брезентиновых штормовках. Кое-кто был одет как на праздник: в потертые черные костюмы, начищенные ботинки, мягкие шляпы.
В двух шагах от Яра стоял красный как рак и длинный как жердь испуганный парень лет двадцати. В руках его было старое огнестрельное ружье. Вокруг парня нервно прохаживался высокий худой старик в джинсовом костюме с седым ежиком волос и явно ждал повода закатить своему подопечному еще одну пощечину. Чуть в стороне, поочередно глядели то на Яра, то друг на друга лысый толстяк в пиджаке с протертыми локтями и мальчишка лет пятнадцати. Толстяк сжимал темную от пота рукоятку гражданского станнера, оружия внешне выглядевшего как армейский мини-лучевик «Тесла-А», но по своей мощности малопригодного для чего-то более серьезного, чем оборона от бродячих собак.
Пластиковые наручники, на запястьях Яра крепились к двум трубам на стене сарая, он дернул за них, закряхтел и энергичным кхеканьем прочистил горло.
– Интересно, – сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно, – карает ли господь за ошибки любящих его и уверенных в правоте своей, сильнее, нежели грешников, не ведающих что творят?
Оба парня и толстяк вылупили на него глаза, а старик, чуть прищурив глаза, двинулся к Яру скользящей походкой. Сейчас он напоминал изготовившуюся к атаке ирканскую лавовую змею, готовую прыгнуть из бурлящего раскаленной магмой гейзера на лицо незадачливому охотнику.
– Не тебе, языческое мурло, рассуждать
– Никому, кого вы могли бы знать.
Лезвие стало приближаться к глазам Яра.
– Кому я мог успеть сообщить?
Лезвие остановилось.
– Верно, псих. – Старик ухмыльнулся, оглядываясь на подходивших мужчин. – Все вы становитесь шелковыми, когда жизнь за шкирку возьмет.
– Вы тоже станете шелковым, когда ваши… – Яр поднял глаза к потолку, подбирая нужное слово, – …ваши односельчане поймут что вы, скажу мягко, ошибаетесь в том, что творите. Когда они поймут, что детей приносили в жертву не богу, а вашей ошибке, думаю, вы станете похожи на шелковые лоскуты. И это случится очень скоро, дед Сергей.
Старик, как и ожидал Яр, не разозлился. Вызвать гнев профессионального политика или проповедника не так-то просто.
– Я же говорю, не тебе об этом судить. Ты не в кладовке со своими друзьями по единственной причине – я хочу, чтобы ты сам почувствовал, насколько ты ошибаешься, пытаясь идти на поводу этой курицы-мамаши и пытаясь помешать нам. Этот человек пытается обвинять нас в жестокости. – Дед Сергей обвел глазами окружившую их кольцом молча сопящую паству. – Он не понимает… – Голос проповедника взлетел под крышу сарая вместе с воздетым кверху пальцем. – …что пытается встать не на нашем пути, а на пути бога! И эта попытка смешна.
Толпа притихла и слушала. Некоторые смотрели на Яра сочувственно, но во взглядах большинства сквозила неприкрытая неприязнь. Среди обступивших его, он заметил одного из полицейских.
– Бог словно колесо, под которое ты сам кладешь свою шею, словно овца подставляющая горло под нож, ибо в том ее предназначение. Разве не был полон решимости Авраам принести в жертву сына своего Иакова, когда бог пожелал испытать силу его веры?
Мужчины вокруг закрестились. Теперь, когда его окружала толпа, Яру была видна только верхняя часть деревянного креста, укрепленного на погрузчике. В момент паузы в речи деда Сергея, он услышал щелканье пряжек, и на фоне верхушки креста мелькнуло бледноватое отрешенное лицо Игорька.
– Или ты думаешь, – налившиеся кровью глаза деда Сергея неукротимо сверлили глазами Яра, – что мне не жалко собственного внука? Думаешь, я засомневался бы умереть вместо него, и скрыл бы, если бы раны христовы открылись на моих руках? Ты считаешь, что мы позволяем себе что-то иное, кроме как выполнить волю создателя? Показать ему, что как повелось издревле, от святых Кирилла и Мефодия и до дней сегодняшних мы готовы к жертве во имя и славу господа, кровью и молоком подтверждая силу нашей веры?
В толпе вновь закрестились, а Яр подумал, что ему повезло. Специально забалтывать старика, чтобы потянуть время не понадобилось. Напротив, дед Сергей пользовался разговором с пленником-иноверцем как поводом для проповеди, которая должна укрепить веру жителей Макеевки в то, что подобное жертвоприношение – единственно возможный и правильный вариант действий.
– Пойми, – голос деда Сергея стал тих и почти мягок, – раны Игорька в нужный час станут кровоточить сами, а мы всего лишь облегчим его страдания и скроем жертву от нехристей и язычников вроде тебя. От тех, кто не способен осознать величие сей жертвы. Кто не способен понять, что этот мальчик выходит на подвиг, равный библейскому.