Охотник за смертью
Шрифт:
А ведь ему, Хельгу-Альгирдасу, зачем-то нужно было знать, как ее найти, если что.
Если – что?
Видимо, под этим «если» подразумевалось – если Маришкой заинтересуется ИПЭ. Вот только сама Маришка, уже оказавшись в институте, сколько ни интересовалась Альгирдасом и Орнольфом, так ничего вразумительного и не узнала. О да, эти двое были здесь на слуху. В смысле, слухов хватало. Только вот какие из них заслуживали доверия? И были ли таковые вообще?
Правду знали разве что где-нибудь на самом верху. Причем дирекция уральского отделения ИПЭ к самым верхам не относилась. Да и в целом, не научную деятельность
Насколько удалось выяснить Маришке, директор УрИПЭ, Сергей Иванович Корнев, время от времени имел какие-то контакты с господином Касуром. Это у Орнольфа фамилия такая была, оказывается. А у Хельга фамилия была Паук. Альгирдас Паук. Звучало это, мягко говоря, странно, но уж чем-чем, а странностями в институте можно было удивить разве что курсантскую зелень. И кстати, с Хельгом не контактировал даже Сергей Иванович. Вообще никто из тех, с кем прямо или косвенно успела познакомиться Маришка, не мог похвастаться тем, что перебросился с Альгирдасом хотя бы парой слов.
Мизантроп. Вот уж верно сказано.
По большей части их взаимодействие с ИПЭ заключалось в том, что Касур звонил директору и предлагал приехать в определенное место. С врачами, психологами и контейнерами для сбора образцов. Врачи – для оказания помощи гражданским лицам. Психологи – для их же, гражданских лиц, реабилитации. Ну а контейнеры – для останков негражданских, и далеко не всегда лиц.
Примерно так же получилось в Поташках. Только там история была еще более темная, чем обычно. Подробности выяснить Маришке не удалось – все-таки не было у нее такой всепролазности, как у погибшей Ленки. А о том, что в Поташках Альгирдас сделал совсем не то, что намеревался, и спас их пятерых, провалив при этом запланированную операцию, Маришка и так знала.
В общем, впечатление о Хельге и Орнольфе складывалось не самое лучшее. Жиденький ореол романтизма и загадочности плохо скрывал неприглядные образы, а иных в условиях института сложиться не могло. Слишком непонятные. Слишком высокомерные. Слишком опасные. Не слишком общительные. И лучше бы их вообще не было, но раз уж есть, надо с ними как-то уживаться.
Надо, значит надо. Курсантов эта проблема, по идее, вообще не должна была трогать, если бы домыслы по поводу двух магов не были любимым занятием всего института. И Маришка легко поддалась бы общему мнению, тем более что сама она, удостоившись личного общения с неуловимым Пауком, могла сказать ровно то же самое: высокомерный, непонятный, опасный, необщительный… если бы не одно «но». Серьезное такое. Правда, почему-то никем не принятое в расчет.
В институте, где активно обсуждались любые действия Орнольфа и Хельга, об операции в Поташках отзывались, как о бездарно проваленной. Очень возможно, что у профессионалов были на это все основания. Однако Маришка, хоть убей, не могла счесть бездарным провалом загадочной парочки то, что лично она и еще четверо девчонок остались живы. И даже, кстати, сохранили психическое здоровье.
Девчонки особенно. Они вообще обо всем забыли.
Поневоле вспоминалось, как она предупреждала всех перед той злосчастной поездкой: «Живыми, может, и выберетесь, но крыша точно потечет».
Крыша
Хельг выбирал между ними и удержанием расставленной ловушки. Западни, которую готовил несколько месяцев. Жизнь шестерых девчонок против возможности поймать и уничтожить почти тысячу смертельно опасных существ, которые – теперь-то Маришка это знала – прорвавшись в мир с помощью «места Силы», да еще и подкрепленные кровью, натворят бед, несравнимых с убийством нескольких студенток.
Казалось бы, чего там выбирать?
Но Маришка-то смотрела на этот выбор изнутри. Это ею могли пожертвовать. Ее жизнью могли пренебречь ради спасения многих других. Она этих других не знала. И не знала, какой выбор сделала бы сама на месте Хельга. В одном была уверена точно: никто здесь не имеет права называть его выбор ошибкой. Тем более – «провалом».
Короче, злилась она. И злилась сильно. И считала, что все, кто работает и учится в ИПЭ, очень заблуждаются насчет того, что в действительности случилось в Поташках. А люди, которые не правы в одном, могут ли быть правы в другом? И так ли верно их мнение относительно Касура? И могут ли они судить Паука?
А вообще, рассказывали разное. Однако здравомыслящая часть сотрудников и курсантов придерживалась версии о том, что Орнольф и Альгирдас – два могущественных мага. Старцы или что-то в этом роде. Они обитают на глухой сибирской заимке, в самом центре тайги, а для контактов с внешним миром – в частности, с институтом – посылают астральные проекции. Поэтому и выглядят так хорошо. На самом же деле оба давно уже перешагнули рубеж физической целостности, если можно так выразиться. Иссохли и мумифицировались – они же йоги, ни в пище, ни в воде не нуждаются, сидят себе, погруженные в вечную медитацию, и присматривают за делами в суетном мире за пределами вековой тайги…
… – К сожалению, Очкарика невозможно локализовать. Он обитает, насколько применимо к нему это определение, в области чистого вымысла. Сразу во множестве разумов, в бессчетном количестве страхов и фантазий. Словом – везде и нигде.
Ах, да! Совещание же идет. Сергей Иванович все еще рассказывает про школьного монстра. Хм, его, похоже, уже успели обсудить, вон и на мониторе какие-то формулы… как же она так задумалась, что все пропустила? Не локализуется? А как его тогда… ну, ловить, или что с ним делать?
Примерно тот же вопрос, только в более четкой форме задала Ада Мартиновна Котлярчук.
– И опять таки, – мягко ответил Сергей Иванович, – нам повезло. Нам согласились помочь. Я думаю, все понимают, о ком я говорю.
Сергей Иванович обвел собравшихся взглядом. Посмотрел на разом помертвевшую Маришку, – она боялась загадывать, и не загадывать не могла, поэтому съежилась на стуле, скрестив сразу все пальцы; на Дюху, на удивленного Макса – и, видимо специально для Макса, объяснил:
– Я говорю о Касуре. Мне удалось связаться с ним и изложить проблему. Господин Касур согласился помочь. При одном условии, которое, признаюсь, показалось мне странным. Касур и Паук пожелали, чтобы Марина Рустамовна была подключена к операции.