Охотник за страхами
Шрифт:
Любовь не более чем сочетание гормонов, которое заставляет человека задуматься о продолжении рода, инстинкт, назначение которого — не дать человечеству сгинуть. Только в сопливых мыльных операх о вечной любви говорится, мол, бесполезно бороться с этим чувством, мол де разуму оно неподвластно. Подвластно, еще как. И именно поэтому это превратилось в моем мире (да и не только в моем) в оружие. Далеко ходить за примером не надо: сколько людей ежегодно приезжают в столицу с одним единственным желанием: найти себе хорошую пару с деньгами, или, как минимум квартирой, выскочить замуж (реже — жениться), и тем самым обеспечить себе прописку и жилплощадь. Потом и развестись можно, главное — найти дурака. И как много сопляков, верящих
В принципе, такое положение вещей меня устраивало больше, нежели подход создателя лесных людей, так как я не относил себя к категории людей, способных попасться в такую ловушку. Что касается этого подвида homo sapiens, то чтобы понять психологию несчастных, в каком-то плане, существ, надо всего лишь взглянуть на их культуру: юноши впервые в своей жизни видят противоположный пол только на девятом, а то и десятом году жизни, так как раньше, пока у них не сформировался какой-то там защитный механизм, они влюбляются с первого взгляда, даже не умея разговаривать. (Джим рассказывал, что изучив эту особенность вида, в Альянсе два шутника придумали какую-то бурду, названную автором «розовый напиток». Вкусивший его в течение двадцати четырех часов влюбляется в любое существо противоположного пола которое видит, причем возраст, внешние данные и прочие «глупости», роли совершенно не играют. Бедолага, на котором это опробовали, потом не знал куда поглядеть, чтобы не вызвать внутри себя переключение идеала красоты на другой объект. Автору этого напитка, который таким образом женил своего излишне хмурого друга на ком-то, пришлось в срочном порядке сматывать удочки в другое подразделение Альянса).
Но самое главное здесь отпечаток. Лесной становится сильнее в несколько раз, стоит ему сделать свой выбор по жизни, и практически лишается сил, ровно как и цели жить, потеряв свою вторую половину. Вообще говоря, потеря любимого человека для них самое страшное: с отпечатком при этом могут проходить самые разные аномалии, чаще всего сводящие обладателя с ума. В этом случае постоянная депрессия, склонность к суициду и полная потеря возможности управляться с первородной энергией — это еще не худший случай… В моем случае я не потерял своих сил, где-то их приумножил, но я никому не пожелал бы своей участи.
Прокрутив в голове все, что я думаю об окружающем меня мире, да и других мирах в частности, не скупясь на бранные выражения, я встал с холодной поверхности крыши и стряхнул пыль с одежды. На душе стало спокойнее, депрессия немного отошла, и я привычным движением переместился в свою Алерийскую крепость: предстояло сделать многое.
По последним отчетам у меня наметились серьезные проблемы с рабочим материалом: хотя мертвяков можно было накопать хоть сейчас, и никто мне слова не скажет — проблемы были с эрнрасто. Большая часть выживших при штурме Нолдора эрнрасто, исключая Аврору, Аксия и Бортела, выполнявших больше организационные функции и не контролировавшие во время штурма большого количества мертвяков, сейчас можно было смело списывать в обычные мертвяки. Хотя в теории срок жизни эрнрасто достаточно долог, срок годности имеется. Это как двигатель: ездишь спокойно, прослужит долго, а гоняешь постоянно, заливаешь плохой бензин, да форсируешь его — и на свалку отправится намного быстрее. А уж перегрузка их заемной у «Крови Хаоса» силой, природу которой я не мог себе до сих пор даже примерно представить, на пользу нежити не пошла и сократила срок их жизни в разы. Постепенно сознание их тает, и рано или поздно они превратятся в обычных мертвяков, а мертвяки медленно, но верно превращаются в «отработку», постепенно теряя то, за что может зацепиться некромант. Особо склонные к философствованиям говорят, что это всего лишь путь обычной смерти, только растянутый во времени.
Сейчас к моим услугам в крепости было около четырех сотен свежих эрнрасто,
— Эй, Игорь, вот ты где!
— Добрый день, Клим — я улыбнулся — бывший одногруппник, ныне аспирант, по долгу службы мучающий первокуров, выпросил у меня возможность посещать мою крепость с друзьями, и я даже не поскупился им установить комплект постоянных врат. Судя по всему, они пользовались моим приглашением исключительно тогда, когда по пьяни проворонят сроки сдачи очередного отчета по работе и тем самым умножают на два с половиной количество времени до срока сдачи.
— Слушай, да оденься ты хоть раз по человечески, достал уже в своем темном плаще ходить да с маской «мистер уныние» на морде лица. Тоже мне, Дядя Вейдер нашелся.
— Мне что, в клоуна переодеться?
— Не, ну нельзя же таким быть. Вон и Андрей со мной согласен.
— Да я-то что? — Андрей, вечно в своих мысляхЮ понял, что его упомянули, но в каком контексте — не расслышал.
— Да ничего.
— Ну ты прям эмо настоящий — не унимался Клим — только ножика, плаксивого голоса и разговоров «как бы сделать вдоль» не хватает.
Я разозлился. Не сильно, но чтобы пробудить останки моего юмора, этого хватило.
— Сделать ножиком или бритвой «вдоль» я всегда люблю — я выдержал паузу — Но только я не дурак такое на себе пробовать, гораздо веселее на ком-то. Обычно после этого резко повышается ораторское искусство жертвы…
— Ну вот, из крайности в крайность — вздохнул Андрей, соглашаясь с Климом — либо депрессняк, либо маньяк. Давай лучше расскажи, что там и как у тебя на войне твоей.
— Да что рассказывать — я вздохнул — пока там сам черт голову сломит во всем этом венегрете из событий.
Мы прошли в гостиную, и я поведал друзьям о событиях последних дней. Они были одними из немногих, с кем я советовался и кого держал в курсе всех событий, так как их выводы и размышления меня не раз выручали.
— … В общем, самое неприятное, что я над отчетом этой Илоне просидел три дня с лишним, а потом получил еще от нее «за сухость изложения», и за «неисчислимое количество орфографических ошибок».
— Почитать можно?
— Да почему же нельзя, да я вам хоть свой старый дневник весь выдам, учитайтесь.
Если Климу это было более или менее параллельно, то вот Андрей загорелся желанием почитать, и я, недолго думая, выдал ему свои старые записи.
Распрощавшись с друзьями, я переместился в Штаты, в свою квартиру, откуда и двинул в штаб-квартиру Альянса на своем «понтиаке».
Вообще говоря, Америка для меня — это другой мир, где-то даже более странный и необычный, чем Алерия. Земля у меня ассоциируется прежде всего с Россией. Америка же больше похожа на мир, сотканный из лоскутов, словно одежда нищего. Словно некие сумасшедшие боги взяли и надрали понравившихся им лоскутов по всему земному шару (и не только!) и слепили в одну большую страну.
Люди из совершенно разных стран, совершенно разных религий и убеждений ежегодно съезжаются сюда. Первые поколения эмигрантов традиционно сколачивают состояние, а последующие вырождаются постепенно до клерков — они скорее существуют, нежели живут, и от работы этим существам нужен только костюм с галстуком, да собственный стол, за которым можно сидеть с умным видом. Разумеется, это не правило, скорее наблюдение, а если и правило, то из него бывают исключения. Так или иначе, это страна, живущая на эмигрантах, давно сгинувшая бы без свежей крови.