Охотники 2. Авантюристы
Шрифт:
— Вы ведь не православная будете? Нет? — белица положила на железную узкую кровать чистые штопаные полотенца.
— Нэт. В Бога я совсем не вэрю! Бога нэт!
— Это ничего. Это бывает. — Рассмеялась белица. Курносый ее нос весело наморщился. — А по утрам сюда деревенские носят яйца, молоко. Дорого, правда, но вы пробуйте сторговаться. Вам кушать надо. А пока на кухне можно хлеба найти. И чаю. Даже сахар есть из старых запасов. Попросите — там девушки нальют. А хотите если, у нас тут и больничка своя имеется — правда, там сейчас тифозные, да раненые. А, вообще, баню вам надо. Баню... Баня из вас всю хворь вымоет, сестрица. Баню и спать.
Белица
За три дня ничего ни в состоянии Маргариты, ни в отношениях между всеми ними не изменилось. Красавчик, скучающий от безделья, каждый день обследовал округу. Добрался и до стоящей чуть выше по холму деревеньки, обошел несколько раз вокруг монастыря, заглянул в совсем еще новый каменный собор и тут же вылетел вон, напугавшись сперва черных, скрючившихся на полу женских фигур, а потом похожей на ворону монашки, что крикнула ему что-то по-русски и страшно замахала руками. Потом Генри прошвырнулся по солидному, прежде обжитому, а теперь полузаброшенному монастырскому хозяйству. Склады, пустые конюшни, кузня... В открытой настежь кузне Красавчик полюбовался наковальней, отыскал в куче хлама молот, попробовал на вес. Ощупал горн, подивившись мудреному устройству. Потом присел на деревянную скамью напротив монастырских ворот, с любопытством глазея на монашек, что бегали туда-сюда по своим делам. Одна пухленькая чернушечка показалась ему вроде как не чужой, но она так быстро шмыгнула обратно в калитку, что он не успел толком ее рассмотреть.
— Слышь, Креветка, надо завязывать с этими монастырями, монашками... Вон уже чудится всякое. Мне бы сейчас к Бет, к моим девчонкам! Тебе оно не понять, а я скучаю. Двигать нам с тобой отсюда пора. Ты как думаешь, если наша Маргошка того... скопытится, мы без нее найдем, куда себя приткнуть? Я так думаю — да.
— Плохой больной ханым Маргарит нам много нужный. Очень много нужный. Голова Маргарит есть, — Креветка постучал себя пальцем по лбу.
— У меня, выходит, нет голова, — погрозил пальцем Красавчик. — Вот мне знаешь, что? Вот досадно мне до чертиков, что Ходуля наш кочевряжится! С ним вместе мы бы натворили таких дел!
— Ждать немножко Красавчик бей эфенди, — залился смехом Креветка. — Английский Ходуля много медленно долго думать — потом «да» кивать. Вместе охота ходить.
— Ты бы уже по-человечески научился говорить. «Да кивать», «вместе ходить»... — пожурил Красавчик друга, но тем, что ему только что сказал Креветка, остался доволен. Креветке Генри Баркер верил. Во-первых, потому что он еще ни разу за это время не ошибся. А, во-вторых, потому что карлики, как известно, могут видеть будущее. По крайней мере, так считала Ма. А в таких вещах Генри ей привык доверять.
— Ждать немножко...
— Знаешь, что еще думаю? — Красавчик так бессовестно скучал, так не хотел возвращаться в холодную монастырскую гостиницу, где в квадратной продуваемой сквозняками комнате, кроме него, Ходули и Креветки на постое находилось еще четверо, что готов был сидеть тут до бесконечности и трепаться с лилипутом. По крайней мере, Креветка его понимал и не отделывался короткими предложениями, как Ходуля. — Думаю отдать ему Моржа... Мне он сейчас ни к чему, а Ходуле вроде как трофей. Вроде как не с пустыми руками.
—
— Или думаю, — Красавчик размышлял вслух, — пусть Марго возьмет у монашки эту свою Гусеницу, сделает с ней, что надо, и пусть тоже Ходуле отдаст. И Бабочку свою... И хрен с ними — ну заберут их себе чертовы англичане, так не кончится же на этом свет! И предметы не кончатся.
Креветка тихо посмеивался.
— Чего ржешь... Ну чего ты все ржешь и скалишься, как нигер? — Красавчик потянулся и крякнул: — Ну, треплюсь я от тоски. Но ведь смотреть на него сил моих никаких нет. Весь измучился. Девчонка эта его еще сильно подкосила. Эх, Креветка, все беды из-за них, из-за девчонок. Ты смотри мне, не вздумай влюбиться — не хватало мне еще тебя потерять. Тоска! Какая ж к шарам собачьим тоска, у Капусты и то веселее было. Там хоть кошки орали. Слушай, брат... А нарой мне, что ли, где-нибудь чистой бумаги — помалюю маленько цацки, чтоб время зря не терять.
Чистый блокнот и карандаш оказались на коленях у Красавчика ровно через секунду после того, как он закончил фразу. Хмыкнув, Генри проверил пальцем грифель, поморщился и провел первую линию. Линия была похожа не то на волну, не то на червя...
— Гусеница... — подсказал Креветка.
— Да зачем?
— Гусеница, — Креветка умел быть настойчивым.
— Уговорил! Поглядим, что там за такая Хранительница Феврония, аболиционисты ее бабушку дери!
Келарша Феврония вернулась в Топловское в среду, как и было обещано. Об этом Маргарите сообщила все та же курносенькая белица. Забежала в обед и с порога крикнула, не заходя внутрь:
— Матушка Феврония-то надысь приехала. Что ей сказать-то, сестрица? Кому она понадобилась?
— Скажитэ... Скажитэ, что здесь кто-то, кому очень нужна Гусэница.
— Чего? — вылупилась белица, решив, видимо, что странная барынька бредит.
— Скажитэ, что здесь ищэйка... Тот человек, англичанин... которого она отправляла в Москву. Черт вас побэри, просто скажитэ, что ее давно уже ждут! Бэгите же! Что вы тэлитесь, как овца!
От крика Марго белица вздрогнула и припустила прочь, видимо, полностью уверенная, что кто-то здесь сошел с ума. И этот кто-то точно не она. Марго, кряхтя, поднялась, села на кровати, сложив на коленях дрожащие руки. Нужно было срочно послать кого-нибудь за Артуром, но у Марго внезапно закончились все силы и даже крикнуть, чтобы ее услышали в коридоре, не получалось.
— Где он? Где ищейка? Кто вы? Он нашел московские предметы? Забрал? Почему он здесь? Почему еще не в Стамбуле? — стремительная, огромная старуха в коричневом обыкновенном пальто появилась в дверях. — Он давно уже должен был передать предметы своим! Где он?
Это было неожиданно, странно — Марго ждала увидеть монахиню, одетую по правилам в рясу, камилавку и наметку, но перед ней стояла обыкновенная крупнолицая крестьянка, и даже платок был подвязан небрежно, так что из-под него выбивались на лоб седые жесткие волосы.
— Здэсь он... Он здэсь, остановился в лэвом мужском крылэ. Вы хотитэ — пошлитэ сэйчас за ним, он все вам пояснит... Я бы сама сходила, но вот... видите сами. Я нэ здорова.
— Вижу, — келарша, не мигая, уставилась Маргарите прямо в глаза. В сине-зеленые, давным-давно уже окончательно изменившие свой цвет глаза. Спроси кто-нибудь Марго, какие у нее глаза на самом деле, она бы затруднилась вспомнить. — Ты сейчас «под предметом»? Под каким? Давно ли он у тебя?
— Нет. Бабочка. Двэнадцать лет. Мое имя...