Охотники до чужих денежек
Шрифт:
И это ему нравилось. Нравилась как сама игра в политику, так и уважительные отзывы народных масс, не посягающих на плакаты с его портретом, не пририсовывающих ему усы или, упаси господи, рога. Ничего такого никогда не случалось. В моменты его встреч с избирателями народу набивалось в зал немерено, и внимали ему, как оракулу. Это не могло не импонировать и не могло не наполнять его душу сознанием того, что жизнь удалась...
Телефон по левую руку требовательно заверещал, прерывая плавное течение мыслей, и Гончаров мягким баритоном произнес:
– Слушаю вас...
– Это я, добрый день, – вежливо
Гончаров мгновенно согнал с лица безмятежное выражение и строго, по-деловому, отчеканил:
– А ты мне нужен как раз на сегодня. Жду тебя через час на нашем месте...
Под «нашим местом» подразумевалась уютная скамья под липами в сквере, что располагался в паре кварталов от места его работы. В обычное рабочее время там всегда бывало людно. Невзирая на время года и погоду, скверик наполняли мамаши, толкающие впереди себя прогулочные коляски с малышами. Няни, выгуливающие детей постарше. И алкаши, рыскающие между деревьев в поисках благословенного «хрусталя», оставленного с вечера гудевшей там молодежью. Одним словом, затеряться там ничего не стоило. Да, собственно, и в мерах предосторожности особой нужды не было. И хотя каких-то пару лет назад плакатами с изображением его физиономии пестрели все афишные тумбы их города, его с тех пор не узнавал практически никто. Да и трудно было бы признать в сгорбленном пожилом человеке, слегка приволакивающем правую ногу, того красивого бравого политика, баллотировавшегося на пост губернатора их города.
Валентин, как всегда, крутился около газетного киоска. Бывшее доверенное лицо по неудавшимся выборам. Был он юрким, неприметным и на редкость наблюдательным. Именно он и никто более предсказывал Гончарову тогда крах при подсчете голосов. Когда остальные носились с бутылками шампанского и бутербродами, заранее уверенные в его успехе, лишь он один с сомнением в голосе то и дело восклицал:
– Сглазят же, паразиты! Ведь сглазят же, Виталик! Прикажи им всем заткнуться! Чует мое сердце, обойдет он тебя!
Оппонент его обошел, хотя и с весьма небольшим преимуществом. Окружавший Гончарова народ мгновенно сник, почесал в затылке и принялся расползаться по норам, а кое-кто, из особенно предприимчивых, подался к его оппоненту.
Рядом остался один Валентин. В отличие от остальных, он вдруг ни с того ни с сего воспрял духом, подставил ему свое хлипковатое на вид, но достаточно надежное плечо, и с тех пор они вместе. Без него, во всяком случае, Гончарову ни за что не пережить бы той трагедии, что буквально пригнула его к земле около полутора лет назад.
– Привет...
– Привет...
Мужчины обменялись рукопожатием, внимательно вглядываясь в глаза друг другу и, обнаружив в них полное отражение того, что происходило сейчас в душе каждого из них, молча зашагали по асфальтированной дорожке.
Гвалт детворы, чавканье раскисшего снега под ногами, поскрипывание колясок, строгие окрики мамаш и нянечек. Все было как обычно, за исключением обстоятельств, заставивших их поспешить на эту встречу.
– Саня мертв? – скорее утверждая, чем спрашивая, произнес Виталий Эдуардович.
– Мертв, – эхом отозвался Валя и, поежившись, поспешил спрятать подбородок в мохнатое мохеровое кашне. – Профессионально.
– Свои?
– А кто же! – фыркнул Валентин и, втюхавшись в лужу протекающим ботинком, беззвучно выругался. – Кого бы он подпустил к себе?
– Данила где? Пропал?
– До вчерашнего вечера был дома. – Валя приостановился и непонимающе уставился на Гончарова. – Не дури, Виталя! Это не он!
– Да знаю. Я же не о том. – Гончаров досадливо сморщился в сторону мамаши, вытащившей малышку из коляски и начавшей на холодном мартовском ветру расстегивать ей комбинезон. Он не выдержал: – Что же вы делаете, матушка? Девочка же простудится!
– А если обоссытся, то не простудится?! – рявкнула та не совсем учтиво.
– Так сейчас подгузники существуют, дорогая, для того чтобы дети могли беспроблемно гулять, – влез в их диалог Валентин, с заметной брезгливостью разглядывая взлохмаченные пряди волос молодухи, выбившиеся из-под вязаной шапочки, ее слишком вульгарный для дневного время суток макияж и черную каемку грязи под ногтями.
– А нам, мужик, не до подгузников! Нам на молоко с хлебом еле денег хватает! – обрадованно вскинулась она, явно предвкушая приличный скандал. – Вишь вы какие сытые да холеные! У ваших детей небось и ложки с вилками позолоченные, чего уж говорить про тарелки!..
– И вот их интересы тебе нужно было бы претворять в жизнь, кабы ты выиграл тогда. – Валентин покачал головой, обойдя стороной рассвирепевшую не на шутку молодую даму. – Нет, Виталя, что бог ни делает, все к лучшему.
– Но не в нашем с тобой случае, – осадил его ликование Гончаров, увлекая в глубь перекрестной липовой аллеи. – Данилу надо поберечь. У меня так вообще какое-то странное чувство...
– Ну! – не выдержав, подтолкнул его друг, надеясь найти в его словах объяснение и своему смятению.
– Что кто-то нас ведет с самого начала. Не мы, а нас...
– Вот! – Валентин остановился и с совершенно ошарашенным видом затряс у него перед лицом указательным пальцем. – Именно, Виталя! То же самое и со мной, представляешь?! Только о чем подумаю, тут же... Только что-то... как-то... и бац!!! Ты о чем думаешь? Ты говори, не стесняйся! Ты так же, как и я, думаешь, что это она?!
Гончаров замялся. Обвинение, которое выдвинул сейчас его друг в адрес безобидной с виду девушки, было достаточно серьезным. Поверить в него значило поверить в то, что есть на свете бог и сатана, что существует потусторонний мир и, как вытекающее отсюда, – рай и ад. Но не поверить теперь уже было очень сложно.
– Это дико, Валечка, – слабеющим голосом начал Виталий Эдуардович и пожал плечами. Причем вышло у него это как-то слишком уж виновато, словно ответственность за чужой смертный грех лежит и на нем тоже. – Это дико и страшно. Это что же получается... Мы и только мы подтолкнули ее к этому?! Мы способствовали тому, что она сделала то, что сделала?! Но этого просто не может быть! Это в голове не укладывается! И в конце концов, как она могла дойти до всего сама?!
– Вряд ли здесь обошлось без посторонней помощи. Вряд ли... – Валентин нахлобучил по самые брови видавший виды берет и зябко поежился. – Терпеть не могу март. Просто ненавижу это время года!