Охотники и чудовища
Шрифт:
В общем, спать я ложилась злая на весь белый свет. Думала, долго не усну, но, как ни странно, быстро провалилась в тревожный сон. Из которого меня самым наглым образом забрали.
Встрепенулась, почувствовав скользящее прикосновение от шеи к груди, а затем жадно сжимающиеся на ней пальцы, и сонную хмарь в голове прогнал прокуренный голос непрошеного гостя:
— Я вернулся, моя конфетка!
Господи, да за что мне все это?!
— Скучала по мне? — мягким, текучим движением забираясь на кровать, хрипло прошептал чужой любовник.
Благо тьма
— Мм… а ты как будто округлилась. Грудь сочнее стала… Поправилась, моя сладенькая?
За «поправилась» ему сам бог велел двинуть ногой. Так я и сделала, потому что этот любитель глюкозы, если честно, имел все шансы довести меня до состояния монстра.
— Фили, конфетка, разве так встречают своего господина?
Кажется, хмырь обиделся.
А я разозлилась. Еще один господин? Вздернуть бы тебя на ближайшей люстре. Уверена, голова этого Росинанта неплохо бы смотрелась в обрамлении хрустальных висюлек.
— Ты напугал меня! — прошипела-прошептала, опасаясь повысить голос.
Во-первых, нас могли услышать, и, если его всемогущество застанет незнакомого мужика на своей наине, поди потом докажи, что невиноватая я, он сам на меня забрался. Тем более моя девичья репутация в глазах де Горта и без того основательно запятнана. Во-вторых — этот конь легко может понять по голосу, что его конфетка на самом деле не его конфетка, а чья-то чужая карамелька.
Привет мужу.
Про которого я, к слову, совсем забыла…
— Как ты сюда вообще попал? — и это тоже шепотом.
Жеребчик сел на кровати. Попробовал забраться рукой под одеяло, чтобы погладить мою лодыжку. За это я двинула его пяткой и яростно прошептала:
— Ты сейчас сам рискуешь и меня подставляешь!
— Честно, я не собирался к тебе пробираться, — покаялся мерзавец. — Но я так соскучился по своей сладенькой девочке.
Снова подался ко мне, но я категорично пресекла его наглые поползновения, уткнувшись все той же пяткой ему в грудь, таким образом намекая, чтобы сохранял дистанцию.
— Я просто пришел, чтобы посмотреть на окна твоей комнаты (мне сказали, где она находится) и…
— Кто сказал? — напряженно перебила я.
— Не важно, сладенькая моя. Это совсем не важно. Главное, я пришел и представляешь, что обнаружил? На доме де Горта нет ни одного охранного заклинания! Поразительная беспечность! А еще хальдаг называется… Слишком уж этот герцог самоуверен — об этом все говорят. А еще в короли метит! — Жеребчик презрительно хмыкнул. — Да такой идиот на троне и дня не продержится!
— Говори тише! — шикнула.
— А ты изменилась, малышка. Стала тверже и норовистее. Видимо, испытания закалили. И знаешь что? — довольно протянула эта скотина. — Такая ты мне нравишься даже больше. Жду не дождусь, когда все закончится и ты снова будешь стонать подо мной
Ну вот куда его понесло?
— Тебе пора уходить, — напомнила сквозь зубы.
— Он уже спал с тобой? — вместо того чтобы убраться от меня подальше, поинтересовался этот конь.
— Еще не успел, — буркнула, из последних сил давя в себе злость и раздражение.
— Хм… — глубокомысленно выдал он. — Но вы ведь близки? Я же просил тебя с ним сблизиться! Он испытывает к тебе хоть какие-то чувства? Это очень важно для нашего дела, Филиппа!
От елейных ноток в голосе незнакомца не осталось и следа. Теперь в нем звучала одна лишь сталь, заточенная настолько остро, что об нее можно было запросто порезаться.
— Скажем так, я вызываю в нем сильные эмоции, — ответила осторожно и тут же спросила: — А что?
— А то, моя сладенькая, что через три дня хальдаги будут сражаться на арене в Вайресе. Там-то для нашего герцога все и закончится.
Шварра бы тебя побрала.
— Тебе должны были передать оружие против герцога, но раз уж я сам к тебе заглянул, то почему бы не совместить приятное с полезным: тебя повидать и артефакт заодно отдать. Дай мне руку, — потребовал он резко.
— Зачем?
Вот совсем мне не хочется брать у него какое-то там оружие.
— Сама же говоришь, чтобы я у тебя не задерживался, — бросил он раздраженно. — Давай скорее!
Пришлось протягивать кобелю руку. Мгновение, и я почувствовала, как на ладонь опустилась цепочка с легким, почти невесомым кулоном.
— Носи его постоянно, моя радость. До самого испытания.
— Зачем? — повторила я, уговаривая себя при этом не скрипеть зубами от едва сдерживаемой ярости.
Нашел куклу для исполнения самого грязного.
— Ты стала задавать слишком много вопросом, Филиппа, — процедил жеребчик, но потом, совладав с собой, добавил уже более снисходительно: — Ну да ладно, так уж и быть, отвечу. На эту побрякушку наложено несколько очень хитрых заклинаний. Если в двух словах, артефакт настроен на вас с де Гортом. Мы не можем воздействовать на герцога напрямую — он это сразу почувствует. А вот через тебя — другое дело. Главное, чтобы все получилось, между вами должна быть связь. Но, судя по тому, что мне говорили, он к тебе точно какие-то чувства испытывает. Иначе бы не целовался с тобой в театре. Хоть слышать мне это конечно же было неприятно.
— Что за чары? — сухо спросила я, мысленно проклиная этого всезнайку.
— Очень хитрые и непростые. Через три дня на арене де Горт с нашей подачи, скажем, немного… озвереет. Убивать на испытании запрещается, но герцогу под воздействием чар захочется убивать. Еще как! И тут два возможных варианта развития событий: или его соперник окажется сильнее и, защищаясь от обезумевшего противника, будет вынужден его прикончить. Или что более вероятно, его всемогущество сам кого-нибудь прикончит. За это лишится всего, его имя будет покрыто позором, а самого герцога казнят в Черную пятницу на Черной площади.