Охотники на ксеносов: Омнибус
Шрифт:
— Прямо сейчас его сила высасывает жизнь из твоего обожаемого магистра ордена. Как это было со всем Первыми Призраками. Глупый Коркад. За сидение на Стеклянном троне должна быть уплачена великая цена. И всё-таки Призраки Смерти всегда её платят, даже такую страшную. И всё это из-за видения, которое едва не привело твоего основателя на грань безумия!
«Откуда он может это знать? — подумал Каррас. — Окклюдус под защитой. Ни один демон не может появиться на этой священной земле. Мы бы уже знали об этом».
— А что, интересно, сделает Инквизиция, когда узнает о Шарьяксе? Что подумают твои напыщенные лорды
Каррас не ответил. Он просто не мог найти слов. Голова шла кругом. С этой гнусной тварью никаких соглашений быть не может. Он не станет так пятнать свою душу. Если бы только исчезнуть совсем, оказаться стёртым с лица всего сущего, словно никогда тебя и не было. Но уповать на подобное тщетно. Он здесь — и ничего не может сделать, чтобы что-то изменить.
«Ничего, кроме надежды на окончательную смерть. Тогда хотя бы участь посланника не падёт на меня».
Демон прочёл его мысли.
— Нет, — ответил он просто, — ты не умрёшь. Я уже отрядил частицу своей силы, чтобы поддержать тебя. Моя сила подкрепляет твою собственную, подстёгивая восстановление. Ещё я заставил других — твоих товарищей — искать тебя. Они копают прямо сейчас, — и снова он захохотал, так больно, будто плеснул кислоты на открытые раны. — Отныне, библиарий, ты будешь обязан тем, что выжил, мне. Пусть это знание жжёт тебя изнутри, если не сделаешь то, что я сказал.
Каррас больше не мог этого вынести. Его рассудок был на пределе. Если Каррас его потеряет, такой хрупкий сейчас, то останется открыт для настоящей одержимости.
— Говори своё проклятое послание и изыди, исчадие варпа! Доставлю я его или нет, но говори его сейчас и освободи меня, будь ты проклят!
— Тогда слушай внимательно, козявка, ибо для меня ты и есть козявка. Ты передашь этому вероломному щенку Экзорцисту — Дариону Рауту, что я не забыл ни о нём, ни о его долге. Ты передашь ему следующее: меня нельзя отвергнуть. Что принадлежит мне, будет уплачено полностью. Меня, Гепаксаммона, Князя Скорбей, нельзя отвергнуть!
При этих последних словах ярость демона стала так велика, что Каррас едва не потерял себя. Бессчётные внутренние голоса заполнили разум, одолевая его и повторяя снова, и снова, и снова:
— Гепаксаммона нельзя отвергнуть!
Каррас чувствовал, как слабеет его «я», чувствовал, как его личность, самое его сознание тускнеет, растворяется, гаснет. Он боролся, пытаясь удержаться, повторяя про себя мантру, которая определяла столь многое в его жизни — девиз своего ордена:
«Не убоюсь смерти, я — тот, кто воплощает смерть во имя Его.
Не убоюсь смерти, я — тот, кто воплощает смерть во имя Его.
Не убоюсь смерти, я…»
— Тот, кто воплощает смерть во имя Его! — прогремел новый голос. Мощный, всепоглощающий почти так же, как у демона Гепаксаммона, только это был один голос, а не множество, и каждое слово источало мягкий белый свет, который изгонял боль. Каждое слово глушило ужасающий звук множества голосов демона. Глушило, пока не осталось ни одного.
А потом поверх всего остального вторглось нечто совсем
Каррас услышал шум маховых перьев, вспарывающих воздух.
Глава 21
Что-то небольшое и чёрное пронеслось через сознание Карраса и ударило прямо в середину демонической фигуры. Не было ни рыка, ни вопля ярости или негодования, ни мига для чего-то подобного. Каррас увидел, как в мгновение ока и Гепаксаммон, и Чёрная Река застыли и разлетелись на кусочки, как будто всё вокруг было просто картиной на огромном стеклянном листе. Свет на секунду ослепил, но хлопанье крыльев продолжалось, постепенно стихая по мере того, как источник звука удалялся. Когда слепота прошла, Каррас обратил сознание в сторону звука и увидел, как за снежным холмом исчезает чёрная ворона.
Кладбище на Окклюдусе!
Шум улетевшей птицы сошёл на нет, и вместо него послышался хруст чьих-то шагов по снегу. Каррас обернулся.
— Успокойся, хаджар. Времени мало, а ты должен кое-что услышать.
Каррас опешил. Опешил и растерялся.
В нескольких метрах от него остановился Афион Кордат и улыбнулся. Хадит был облачён в полный терминаторский доспех, однако убранный скорее для церемоний, чем для битвы. Печати чистоты трепетали на ветру, которого Каррас не ощущал. Почётные знаки старшего библиария, отлитые в золоте, серебре и украшенные драгоценными камнями, сверкали на жидком зимнем солнце, ушедшем далеко за полдень, которого здесь и сейчас просто не могло быть.
Каррас понимал, что находится в воображаемом месте, знал, что его материальное тело покоится в могиле из плотно сбитого чёрного щебня там, на Кьяро.
Кордат, похоже, тоже это знал.
— Раз ты видишь меня здесь, Лиандро, — сказал он, переставая улыбаться, — тогда ясно, что основная линия будущего, в которой ты лежишь, умирая под камнем рухнувшей шахты, произошла. Для тебя это настоящее, и, без сомнения, оно выглядит по-настоящему мрачным. Ты понёс страшные раны. Хорошо бы, если бы было наоборот, мой хаджар, но приободрись, если сможешь. За все твои страдания у нас есть веская причина для радости. Ты будешь жить. И лишь на этом пути лежит самая величайшая надежда ордена. Больше об этом я ничего не могу сказать, чтобы не повлиять на будущее. Однако, то знание, которым я поделюсь с тобой сейчас, не закроет путь, по которому ты должен продолжать идти. Пойди же всё другим путём… Ладно, это теперь вряд ли имеет значение. Что имеет значение, так это — идти вперёд. И потому я создал это всё, — тут он обвёл жестом пейзаж вокруг, — чтобы иметь возможность направлять тебя, пусть между нами лежит бездна пространства.
Кордат дал знак Каррасу пройтись, и тот двинулся рядом; из-за нависающей туши терминаторских доспехов даже со своим немаленьким ростом он выглядел карликом. Всё казалось таким реальным, по крайней мере — зрительно. Сейчас он вроде бы видел нормально обоими глазами. Каждая упавшая снежинка блестела в точности так, как полагалось. Надгробия выглядывали из-под толстого слоя снега точно так, как он помнил, — плиты из чёрного камня, исписанные теми самыми древними письменами, которые не мог прочесть никто из живущих. Однако отсутствие запахов и телесных ощущений совершенно чётко указывало на нематериальную природу всего происходящего.