Охотники на мамонтов
Шрифт:
А еще все больше беспокойства доставляли ей Джондалар и Ранек. Несколько дней назад Мамут пригласил Джондалара для разговора о новом оружии, придуманном им, но шаман весь день был занят, и только вечером, когда молодежь собралась у очага Мамонта, он нашел время обсудить новую затею. Хотя они скромно сидели в сторонке, смех и обычные шуточки молодых соплеменников доносились и до них.
Ранек был внимательнее, чем когда бы то ни было; в последнее время он, вроде бы шутя и поддразнивая, вновь стал заманивать ее к себе в постель. Ей непросто было отказать ему наотрез: слишком глубоко в ней укоренилось повиновение мужчине. Она улыбалась его шуткам — она все лучше понимала юмор, улавливала даже серьезную мысль, которая временами
Мамут, заметив, что Джондалар улыбается, одобрительно кивнул. Мастер по обработке кремня обычно избегал шумных сборищ молодежи, только дружелюбно смотрел на них издалека, и смех, скорее, возбуждал его ревность. Он не знал, что зачастую молодые люди смеялись над тем, как Эйла отшивает Ранека; но Мамуту-то это было известно.
На следующий день Джондалар улыбнулся ей — впервые за долгое время, подумала Эйла, почувствовав, как у нее стеснилось дыхание, как заколотилось сердце. Несколько следующих дней он приходил к очагу пораньше, не всегда дожидаясь, пока она уснет. Хотя она не желала вновь дать при нем волю чувствам, а он, кажется, не решался сам подойти к ней, у нее зародилась надежда, что он справится с тем, что так его беспокоило. Она надеялась — и сама боялась своей надежды.
Эйла глубоко вздохнула, потом приподняла тяжелый полог и пропустила в пристройку лошадей. Отряхнув парку и повесив ее на колышек, она вошла внутрь жилища. На сей раз очаг Мамонта был почти пуст. Здесь был только Джондалар; он о чем-то говорил с Мамутом. Встреча с ним была для нее радостью — но и неожиданностью, и тут она поняла, как мало они виделись в последнее время. Она улыбнулась и поспешила к ним, но увидела кислую гримасу Джондалара — и уголки ее рта смущенно опустились. Он, похоже, не слишком рад был видеть ее.
— Ты целое утро болталась где-то! — вырвалось у него. — Разве ты не знаешь, как опасно уходить из лагеря одной? Ты всех заставила тревожиться. Еще немного — и кому-то пришлось бы идти искать тебя. — Он не сказал, что именно его напугало ее отсутствие и что именно он отправился бы на поиски. Эйла даже отпрянула от его напора.
— Я была не одна. Со мной были Уинни и Удалец. Я дала им немного размяться. Им это нужно.
— Хорошо. Но ты не должна уходить так надолго в такой холод. Опасно разгуливать одной. — Он говорил уже не так уверенно, поглядывая на Мамута, ища у него поддержки.
— Говорю же, я была не одна. Со мной были Уинни и Удалец. И сегодня неплохая погода, солнечно и не так уж холодно. — Она была смущена и раздосадована его гневом; до нее не доходило, что за этим таится страх за нее — страх почти невыносимый. — Мне уже приходилось оставаться одной зимой, Джондалар. Как ты думаешь, кто был рядом со мной, когда я жила в той долине?
«Она права, — подумал он. — Она умеет о себе позаботиться. Не мне учить ее, куда и когда ходить. Мамут-то не особо и беспокоился, когда спросил, куда ушла Эйла, а ведь она дочь его очага. Надо побольше оглядываться на старого шамана», — решил Джондалар, чувствуя себя в дураках, словно он устроил сцену из-за сущего пустяка.
— Ну… ладно… пойду проведаю лошадей… — пробормотал он и, повернувшись, направился в пристройку.
Эйла удивленно посмотрела ему вслед: неужто он думает, что она не позаботилась о лошадях сама. Она чувствовала себя смущенной и расстроенной. Его вовсе невозможно понять!
Мамут в упор поглядел на нее. Ее боль и подавленность бросались в глаза. Почему это людям так трудно разобраться в собственных делах? Ему хотелось бы поговорить с ними откровенно и заставить их наконец увидеть то, что очевидно было каждому со стороны, но он раздумал. Он уже и так сделал
— Так говоришь, сегодня не так уж и холодно, Эйла? — спросил Мамут.
Она была так погружена в свои мысли, что не сразу расслышала его вопрос.
— Что? О… да. Думаю, да. Не то чтобы потеплело, но холод не так чувствуется.
— Я все думал: когда же Она переломит хребет зиме? — ответил Мамут. — Я чувствовал, что уже скоро.
— Переломит хребет? Не понимаю.
— Сейчас объясню, Эйла. Садись. Я расскажу тебе историю о Великой Милостивой Земной Матери, которая создала все живое, — сказал старик улыбаясь. Эйла села рядом с ним на подстилку у огня. — В тяжкой борьбе Великая Мать исторгла жизненную силу из Хаоса, который есть холодная и недвижная пустота, подобная смерти. И из силы этой Она сотворила жизнь и тепло. Но Ей приходится вечно бороться за жизнь, которую Она создала. Когда приходят холода, мы знаем: началась битва между Великой Земной Матерью, которая желает возрождения жизни, и холодной смертью, которую несет Хаос. Но прежде всего Она должна позаботиться о своих детях.
История наконец-то согрела сердце Эйлы, и лицо ее осветила улыбка.
— И как же Она заботится о своих детях?
— Некоторых Она укладывает спать, других одевает теплым мехом, чтобы им легче было переносить холода, третьим помогает находить пищу и одежду. А когда становится все холоднее и кажется, что смерть одержала победу, Великая Мать отступает все дальше и дальше. И в самые холодные дни, когда она увязает в битве жизни и смерти и уже не в силах позаботиться о нас, ничто не движется, ничто не изменяется и кажется, что все умерло. У нас не остается теплого места, где мы могли бы укрыться, не остается запасов пищи, и смерть, казалось бы, одерживает победу. Бывает, она и впрямь побеждает — если битва продолжается дольше обычного. В эти дни никто подолгу не выходит наружу. Люди мастерят снасти, или рассказывают истории, или беседуют, но не выходят надолго на свет и все больше спят. Потому-то зиму и называют малой смертью.
Наконец, когда холод отгоняет Ее так далеко, как только может, Она дает отпор. Она теснит и теснит зиму и наконец переламывает ее хребет. Это знак, что весна придет, но это еще не сама весна. У Нее позади долгая борьба, и Ей надо отдохнуть, прежде чем Она сможет возродить жизнь. Но ты знаешь: Она уже победила. Ты чуешь это по запаху, это уже висит в воздухе.
— Я чувствовала! Я чувствовала это, Мамут! Потому-то я и взяла лошадей и отправилась на прогулку. Великая Мать переломила хребет зиме! — воскликнула Эйла. Эта история сразу же прояснила все, что она ощутила сегодня.
— Да, похоже. Это стоит отпраздновать?
— О да! Я так считаю!
— Может быть, поможешь мне устроить праздник? — Он дождался ее кивка и сразу же продолжил: — Никто еще не ощущал Ее победы, но скоро почувствуют все. Мы с тобой вместе будем наблюдать приметы и решим, когда настанет время.
— Какие приметы?
— Когда жизнь возрождается, каждый чувствует это по-своему. У некоторых просто радостно на сердце, и хочется на свежий воздух, но еще слишком холодно, чтобы разгуливать подолгу, и потому они чувствуют раздражение. Им не терпится убедиться, что жизнь пробудилась, но впереди еще много бурь. Зима знает, что все потеряно, и тут-то начинается злейшее время года, и люди чувствуют это и тоже злятся. Я рад, что ты согласилась помогать мне. До наступления весны люди будут особенно беспомощны. Думаю, ты заметишь это сама, Эйла. Потому-то и нужен праздник. Надо, чтобы чувства людей выражались в радости, а не в злобе.