Охотники на Велеса
Шрифт:
Да только нашел на них управу удалой князь Тмутараканский. Против центра воинов варяжских поставил он храбрых своих Черниговцев. Храбрых воинов, да необстрелянных. А свои полки закаленные, хазарские да касожские, разместил по крыльям.
И вот в самую ночь лютую, грозою стонущую, дождем плачущую, темную да рябинную, двинул князь Черниговский своих воинов на князя Киевского, князя Новгородского. И была сеча лютая, только в блеске молний мечи сверкали, да удары грома крики и стоны заглушали. И насмерть стояли храбрые Черниговцы против воинства варяжского. Ища себе славы, а князю чести. Порубили их варяжские воины, наступавшие клином, щитами защищаясь. И тогда в непроглядной тьме, по земле, скользкой от дождя
Лишь кровавая заря свет зажгла, а галки крик над убитыми подняли, как объехал поле брани удалой победитель князь Мстислав Тмутараканский. Посмотрел он на поле, сплошь телами покрытое, да и молвил слова крылатые, облетевшие всю землю русскую. «Кто сему не рад? Вот лежит северянин-черниговец, вот варяг, а своя дружина цела». Потому что не жаль было пришлому князю ни верных новгородцев, ни храбрых черниговцев, ни, тем более, варягов пришельцев. А любил он лишь дружину свою, воинов касожских да хазарских.
Вести о поражении князя Ярослава в Лиственской битве принесли множество гонцов, направленных к разным людям. Всеслав, изначально не исключавший такой возможности, имел на этот случай особый план, утвержденный его князем. Сразу же по получении послания о победе Мстислава польский посланник предложил Отцам Муромля, как можно скорее отправить гонцов с дарами в Чернигов и умолять князя Тмутараканского о заступе городу Муромлю. Отцы города ухватились за эту идею с радостью. После того как в подвластном Ярославу Суждале и окрестностях были уничтожены все святилища Велеса, муромцы боялись, что люди князя отыщут и центральное святилище этой земли. Но теперь, если Муромская земля отойдет под власть далекого князя Черниговского, князю Новгородскому и уже больше не Киевскому, сюда путь закроется окончательно. Главное святилище останется неприкосновенным, а уж восстановить потихоньку остальные — труда не составит. Сопротивление центральной христианской власти в Залесье будет обеспечено.
Вполне довольный результатами своей деятельности, Всеслав шел мимо училища сказителей, когда увидел во дворе Негорада, терпеливо ждущего своего подопечного мальчика. Новгородец нравился Всеславу почти что против его воли. Негорад был воином, что чувствовалось в каждом его движении. Темноволосый с глазами темными, но не просто карими, а с прозеленью, с легкими скользящими движениями, он чем-то напоминал рысь или леопарда. И при этом у него на губах всегда была легкая беззаботная улыбочка. Наверное, и в самой жестокой сече, эта улыбка не покидала его уст. Всеслав и сам бы хотел идти по миру с такой беззаботной улыбкой на губах, да вот только не всегда получалось. И такой воин не погнушался стать почти что нянькой мальчику, недавно потерявшему мать. Изредка наблюдая, как добродушно переносит Негорад капризы и хвастовство ребенка, как теплеет при взгляде на подопечного его обычно холодноватая улыбка, Всеслав испытывал какое-то щемящее чувство. С ним-то в детстве никто так не возился. Да и не в детстве, если подумать, тоже. Его побратим, полочанин Мечислав, был единственным, кто отнесся с теплотой к диковатому подростку.
Всеслав остановился, развернулся и подошел к Негораду.
— Вы, новгородцы не боитесь оставаться в Муромле после поражения вашего князя? — спросил он, скрывая все свои симпатии и прочие тонкие чувства за ехидными интонациями.
Негорад скользнул взглядом по мечу на своем бедре.
— Не боимся. А что, должны?
Всеслав усмехнулся.
— Конечно, спутников колдуньи
— Лиственскую битву Ярослав бы не проиграл, не начни Мстислав сражение ночью. А воевода Ярославов подслеповат, — ответил упрямый новгородец.
— И все же Мстислав начал ночью и победил. И Болеслав в свое время начал неожиданно и тоже победил. Но через несколько месяцев мой князь Болеслав ушел из Киева. Мне действительно интересно. Я слышал, киевляне уже послали к Ярославу гонцов, прося, чтобы он оставался у них князем. Мстислава они все равно, мол, не примут. Почему вы все за Ярослава, если он проигрывает сражения?
Негорад со своей обычной холодноватой улыбкой пристально посмотрел на воина, ведущего в Муромле антиновгородскую деятельность. Польский посланник проявил невероятную активность, как говорили, убеждая муромцев в коварстве новгородского князя-христианина. Если бы не Всеслав, то отцы Муромля еще бы до следующего лета запрягали сани, а потом и телегу, медлили с отправкой послов к Мстиславу Черниговскому. Это если бы они вообще додумались до такого посольства.
— Тебе действительно интересно? А ты слышал, какие слова изрек Мстислав на утро после сечи? Не слышал? Черниговский князь поставил Черниговцев в центре своих полков. Они приняли на себя основной удар варягов. Они не отступили. Если бы они бежали, варяги бы победили. Черниговцы полегли все, но не отступили, — холодноватая улыбка воина превратилась в неприятный оскал, зеленоватые глаза блеснули. — А черниговский, ты слышал, черниговский князь порадовался тому, что погибли черниговцы, а не его иноземная дружина. Ему не жаль простых людей, которыми он правит. И твоему Болеславу не жаль. Эти князья как хищники со своими дружинами. Налетают, грабят и пируют, проедая награбленное. А Ярослав не такой, — продолжал Негорад серьезно, уже без всякой улыбки. — Он радеет о простом народе. Он вникает в нашу жизнь и старается для нас. Как возник такой правитель среди прочих князей, я не знаю, это чудо. Может быть, потому, что он с детства больной, хромой и негордый, он так жалеет людей.
Всеслав не нашелся, что ответить. Из двери начали выбегать будущие сказители, Негорад направился в избу, забрать своего подопечного. Всеслав с любопытством зашел в училище вслед за ним.
Дрозд стоял в шерстяных носках посреди сеней, держа в руках кожаные расшитые поршеньки, глядел в потолок и тихо завывал. Он думал, что поет.
— Обувайся, Дрозд, — тепло улыбнувшись, сказал Негорад. — Ты последний. Остальные уже убежали.
Мальчик принялся неторопливо наматывать завязки поршеньков вокруг ног.
— Мой Дроздик, пестрый, певчий, — раздался снаружи ясный звонкий голос Любавы, — шевели, шевели поршнями.
Она заменила слова в попевке: «мой Финист, ясный сокол, ты лети к своей милой». Мальчик подпрыгнул от неожиданности и хихикнул. Эту попевку он учил вчера весь вечер. Негорад улыбнулся и вышел наружу. Всеслав подавил в себе желание, тоже выскочить наружу, поприветствовать певунью, с которой он уже давно не разговаривал, и скрестил руки на груди. Дрозд зашнуровывал поршни в ускоренном темпе.
— Послушай, Дрозд, — Всеслав остановил мальчика, — у Любавы есть отец? Он жив?
— Рагнар у нее отец, — удивленный таким вопросом ответил мальчик.
Всеслав несколько секунд молчал. У Рагнара не было ни жены, ни семьи. Панна Катарина, мечтавшая женить на себе варяга, который был еще очень даже ничего, все о нем выяснила.
— У Рагнара нет семьи, — тихо сказал он, наконец, не рассчитывая, что мальчик возразит. Очередная ложь колдуньи почему-то царапнула душу.
— Всеслав, говорят, у тебя есть названный брат? — Дрозд не стал молчать.