Охотники теней
Шрифт:
Я подняла голову на темную, высокую фигуру, возвышающуюся надо мной. Продолжая отхаркивать кровь, прищурилась — к моим глазам подступил свет, который через секунды исчез: я стала четко видеть происходящее. Напротив стоял один из тех одержимых — грязный, облюбованный личинками, одетый в ободранные вещички. А в его руке зиял мой клинок. Какая прелесть, он принес его мне. Хороший мальчик. И вовсе не хочет меня убить им.
Чудик с минуту смотрел, как я мучаюсь, наблюдал за моими страданиями — и это ему нравилось. Похоже, он не понимал всей иронии, что за любой причиненный мне вред его отхлестает мой чокнутый папаша,
— Знаешь одну пословицу? — прохрипела я, маниакально ухмыляясь.
Одержимый в замешательстве нахмурился. Похоже, его удивлял один лишь факт, что я не забыла, как складывать буквы в слова.
— Пословицу?
— Ага. — Я сложила пальцы в кулак и оперлась другой рукой в стену, чтобы быстрее подскочить и не потерять ориентацию. — «Око за око, зуб за зуб».
Я не думала, что у меня получится провернуть хоть что-то, но, словно получившая энный заряд энергии, подорвалась с места и на череду с оглушительным воплем обрушила всю ярость и злость, влепив кровопийце мощный хук. О, да, я смогла это!
Одержимого откинуло назад. Он стал хвататься за покрывшиеся румянцем щеки и визжать, подобно поросенку. Конечно, я ничуть не сомневалась в своих способностях, но чтобы обычный удар от хилой девчонки заставил пищать наверняка не слабого во всех планах духа, было немного невероятным явлением. Как и следующее.
Приглядевшись, я улицезрела, что голова уродца начала дымиться, а через несколько секунд и вовсе загорелась — клочки пламени разошлись по черным волосам, держа путь к лицу. Я не понимала, что вообще происходит: это моих рук дело? Или здесь поспособствовал кто-то другой?
Чувствуя прожигающую каждую клеточку тела ярость, обхватила кровавыми ладошками грудь и похромала на Одержимого, который сгорал прямо на глазах. Сгорал. Хотя его никто не поджигал. Вроде бы.
Черт побери.
Он пытался содрать с себя кожу, будто воспламенялся не снаружи, а изнутри. Стихия постепенно пожирала мертвую плоть. Воздух наполнялся отвратительным паленым запахом, вызывающим рвоту.
Мой клинок, что выронил этот жмурик, маняще блестел на полу. И даже не размышляя, какие опасности могут меня настичь, я подобрала его. Затем, полная решимости, бог знает откуда, отправила полупрозрачное лезвие прямо в сердце и тотчас отскочила от танцующих языков пламени.
Дух, не издав никакого звука, упал с ног, и огонь, который пылал на его голове, разошелся по всему телу. Сгусток яркой энергии вырвался из тела, взрываясь на атомы. Видимо, этот чувак был слишком туп — у него имелось время высвободиться из оболочки, однако, он этим не воспользовался. Еще говорят, блондинки тупые.
Я ненавистно выдохнула и резко подняла голову, чтобы осмотреться: на меня, не скрывая удивления, глазела Сэм, перебившая оставшуюся сумеречную свору. Девушка явно не ожидала, что я прикончу духа, да еще замету за собой «следы».
Сюрприиииз.
Я вздрогнула, не отводя взгляда с белого лица Охотницы, проглядывающего сквозь яркое пламя. Щеки горели от жары и ярости. Ладони слегка жгло, и коварное осознание подсказывало, что возникновение «пожара» на голове того трупика – моих рук дело. Вот черт.
Не сумев больше находиться
— Эви, — закричала блондинка и рухнула на корточки возле меня, — он тебя ранил?!
Я промычала что-то невнятное, таращась на нее. Девушка, перебив, практически, всех духов, оставалось такой же хрупкой и нежной. А ее идеальная прическа ничуть не растрепалась.
Она точно ангел – тут уже без сомнений
Кевин выругался, стремглав мчась ко мне.
— Как ты? Что произошло? — Парень преодолел разделяющее нас расстояние и положил свою руку на плечо, рассматривая, не поранили ли меня.
— Дышать сложно, — прожурчала я с трудом, вытирая кровь с губы.
— Лео нас уничтожит, если узнает, что произошло. — Саманта с сожалением смотрела на меня. — Не стоило вообще тебя брать с нами.
— Он в любом случае навешает всем нам люлей, — просветил Кевин.
Сэм наклонилась к Охотнику и что-то шепнула ему, затем, погладив меня по руке, поспешила к Дэмиенусу, который шарил по карманам мертвецов. Его, казалось, не волновало мое состояние, или он был так занят, что не удосужился подойти. Ворчун изредка поглядывал на меня с непонятной гаммой эмоций, но не бросал черное дельце. В уголке его сухих губ дымила сигарета, а проворные, худые пальцы продолжали опустошать карманы трупов…
— Ты дралась с ними… — Кевин бережно вытер кровь с щеки, с некой уверенностью, что она моя. — Мы не должны были оставлять вас одних. Но все будет хорошо, слышишь?
Я ничего не ответила и прохрипела: легкие стиснулись так, что воздух в них еле входил. Кевин прекрасно видел, что мне сделалось хреново, и решил немедля действовать: подхватил меня на руки и, ничуть не пыхтя от моего веса, рванул к лестнице, возле которой нас ждали ребята.
— Жива? — бесцветно поинтересовался Дэм, засовывая под куртку «добычу»: оружие и сигареты.
Тот ничего не ответил и, прижав мое окоченевшее тело к плотной груди, стал настороженно спускаться по лестнице, смотря на ступеньки.
— План «Б»? — спросила подбежавшая к нам Сэм.
Кевин еле заметно кивнул, затем девушка отдалилась.
Полуживая, я так и ютилась в сильных руках Охотника, размышляя, чего задумала эта сумасшедшая банда…
12
Меня привезли к дому, после того, как вывели из того ужасного места. Охотники воспользовались эдаким планом «Б», который произошел так быстро, что если бы мне не сказали о нем, то я бы и не заметила разницы, между тем, что случилось. В общем, когда мы спустились по лестнице, Дэм поставил меня на пол и сказал нам с Сэм топать к выходу. Тем временем, Кевин и мой чудаковатый дружок, устроили кровавую бойню между собой, дабы отвлечь Одержимых тварей, чтобы мы смогли незаметно выйти. Ну, конечно, я не досмотрела, чем все кончилось: в этот момент мы покинули «Красный перекресток» - да и к счастью. Фишка в том, что, наверное, и без плана «Б» эти два Охотничка были бы не прочь надрать друг другу задницы. Не могу сказать, что между ними царит хоть какая-то искра дружбы. Дядя говорил, что недолюбливают друг друга… но вопрос: почему? Может быть, виноваты какие-нибудь старые обиды? Или… нечто другое – гораздо серьезнее?