Охотники за алмазами. Открытие века
Шрифт:
А куда бежать, когда противотанковый ров кончался вертикальной стеной. На нее без лестницы не влезешь. А тут послышалось еще и тревожное, полное жалобы, мычание коров. Большое стадо паслось на лугу вдоль вырытого котлована. Животные предчувствовали беду. В стороне; за лесом, яростно захлопала скорострельная пушка, и в небе, не долетая до самолетов, стали разрываться белые вспышки.
— Ложись!!! — кричал кто-то хриплым басом. — Ложись!..
Лариса инстинктивно прижалась спиною к глинистой стенке рва, странно ощущая сквозь платье нагретую солнцем каменистую землю. А сверху, со стороны солнца, казалось, прямо на нее стремительно надвигалась тяжелая и
А в следующее мгновение началась пляска огня и грохота. Земля, как живая, вздрагивала под ногами и у нее за спиной. Бомбы рвались всюду — и в противотанковом рву, и там, где паслось стадо. Обезумевшие животные бросились в разные стороны. Несколько десятков коров вскочили в ров. Они метались, бодая рогами и топча людей.
Вой, рев, мычание, отчаянные крики, взрывы бомб, треск пулеметов, разрывы снарядов — смешалось в едином страшном грохочущем хоре. Где-то вверху, на краю рва, надломилась елка и, поднимая тучу пыли, с треском упала неподалеку от Ларисы. Что-то горячее, обдав жаром щеку и шею, гулко шлепнулось в глинистую стену. Лариса в страхе присела, но тут, же вскочила — мимо бежала, отчаянно ревя, пегая корова, волоча по земле бледно-синие кишки, и она копытами наступила на них…
Гитлеровские самолеты взмывали вверх, делали разворот и снова пикировали на противотанковый ров…
И вдруг грохот кончился. Сквозь вопли раненых и рев животных послышались крики:
— Наши!.. Наши!..
Два краснозвездных истребителя стремительно набирали высоту и смело вступали в неравный бой. Вспыхивали на солнце алюминиевые плоскости, зеркалами отсвечивали плексигласовые колпаки, длинные белесые нити трассирующих пуль чертили прямые линии на синем фоне. Бой как-то сразу переместился в сторону. В огромном небе носились, как вьюны, вроде бы игрушечные самолеты. И оттуда, с неба, доносились, словно работа швейных машинок, пулеметные очереди, глухие торопливые хлопки скорострельных пушек.
Неожиданно Лариса увидела, как от фашистской стаи отделился один двухмоторный самолет, оставляя, за собой черный дымный хвост. Он несся к земле, все убыстряя полет, и вдруг на глазах стал разламываться на куски. Ей показалось, что это был именно тот самолет, в котором она видела яйцевидную голову фашистского летчика в черном шлеме…
— Сбили! Сбили гада!..
Но радостные выкрики тут же прекратились. Словно наткнувшись на преграду, сник и вспыхнул ярким пламенем наш истребитель. Он, теряя равновесие, камнем полетел вниз. Летчик выпрыгнул на парашюте, но возле него закружил немец, расстреливая из пулемета, пронзая тонкими белесыми иглами трассирующих пуль…
А в противотанковом рву, изрытом воронками, продолжался тихий ужас. Кричали и молили о помощи раненые. Ревели животные. То там, то здесь, возле округлых дымящих чадом воронок, лежали убитые. Лариса, оглохшая, словно у нее в ушах заложена вата, нахватавшаяся угарного чада, оцепенела и не могла сделать даже шага от стены, С ужасом оглядываясь вокруг. У нее ознобно похолодела спина, когда неподалеку увидела оторванную человеческую руку, костлявую кисть. Она узнала ее, руку старого преподавателя, которой тот еще несколько минут назад расталкивал их, оглупевших, сбившихся в кучу девчонок…
— Помогите!.. Помогите!.. Хоть что-нибудь
Она услышала голос Татьяны. И увидела ее. Чуть в стороне, за небольшой грудой земли, возле двухколесной тачки, на которой вывозили грунт из котлована, Татьяна странно сидела на корточках, прижав обе руки к животу, а сквозь пальцы, расплываясь по светлому платью, сочилась густо-алая кровь.
— Сейчас! Потерпи!..
Лариса кинулась к ней. Но что она могла сделать? Чем помочь? Первое, что пришло в голову, — надо перевязать. Срочно перевязать, остановить кровотечение. Но чем? Где аптечка, где бинты?.. Не долго думая, Лариса схватила подол своего белого, недавно выстиранного платья. Но надорвать его не смогла. Тогда она в отчаянии стала грызть шов зубами и потом, собравшись с силою, оторвала кусок.
— Потерпи, милая… Потерпи…
Рана, к удивлению, оказалась маленькой, почти с ноготок. Но остановить кровотечение никак не удавалось. Перевязка не помогла. Татьяна таяла на глазах.
— Жжет… все внутри горит… не могу… не могу… Мама!.. Мамочка…
Лариса, глотая слезы, уложила ее поудобнее возле тачки, положив под голову чью-то куртку.
— Полежи, я сейчас… Я в штаб. Приведу врача! Мы тебя в больницу. Там вылечат. Обязательно вылечат.
Но штаба не существовало. На том месте зияла огромная, еще тихо чадящая воронка да вокруг валялись разбросанные почерневшие бревна, погнутая спинка железной кровати, какие-то папки бумаг, пробитая тумбочка…
Лариса кинулась искать санитаров. Где-то неподалеку, как она помнила, должны находиться медработники. Ей указали дорогу. В леске разбивали палатки с ярко нарисованными на белом фоне красными крестами. А вокруг них, располагая прямо на траве, укладывали раненых. Крупная женщина в белом халате зычно командовала:
— Только тяжелораненых! Их в первую очередь!..
Раненые стонали, плакали, просили воды, молили о помощи. У Ларисы ком подкатил к горлу. Она растерялась. Тут находились девушки, на которых страшно было смотреть. Одна, белокурая, сидела и держала свою оторванную руку, кость неестественно белела… По сравнению с ними ранение Татьяны казалось пустяковым. Но Лариса все же остановила врача, умоляюще попросила:
— Татьяна лежит, ранена. Давайте бинтов и йоду.
— А какое ранение? — спросила женщина-врач.
— Вот сюда, — Лариса пальцем показала, — в живот. Рана маленькая.
Врач посмотрела на нее, как смотрят на сильно провинившегося, но глупого ребенка. Тяжело вздохнула и повелела тоном, не терпящим возражений:
— Немедленно! — вы меня поняли? — немедленно сюда! В операционную!..
Вместе с Ларисой побежали еще две незнакомых студентки из старших курсов. По пути они захватили грубо сколоченные носилки, на которых выносили грунт.
Но они не успели. Маленькая рана оказалась смертельной. Татьяна все так же лежала на земле возле тачки, только голова ее неестественно запрокинулась и в широко открытых остекленевших немигающих глазах, необычно спокойных, тускло отсвечивало солнце…
ГЛАВА ПЯТАЯ
Батарея окапывалась. Артиллеристы, уставшие после ночного марша, обнаженные по пояс, остервенело вгоняли лопаты в податливую землю. Сняв дерн и верхний короткий темный пласт плодородной почвы, лезвия лопат вгрызались в бурую слежалую глину. Пахло душно прелью, корнями, хвоей и солдатским потом. Тела артиллеристов лоснились, словно намазанные жиром. Солнце повисло над головой и палило нещадно.