Охотники за алмазами. Открытие века
Шрифт:
Попугаевой стало ясно, что тот кусок породы был вымыт водой из какого-то иного места.
— Пойдем дальше вверх по реке? — спросил Федор.
— Нет, вернемся назад, к устью ручья. Проверим теперь его.
У нее созревала догадка. Она начинала понимать скрытые движения природы. Если и по ручью появятся пиропы и куски породы, то… Лариса пристально осмотрела вздымающуюся круто вверх гору, водораздел между рекой и ручьем. Может быть, там, на вершине? Удача притаилась где-то рядом, лукаво подсматривает и помалкивает.
К вечеру они вернулись
— Жирный, наел сала, — Федор ловко разделал птицу.
Больше всех радовалась Жучка. Она истосковалась по свежему мясу. Ей достались голова, крылья и внутренности. Насытившись раньше хозяев, которые ждали пока сварится глухарь в котле, Жучка свернулась клубком и уснула подле костра, навострив свои маленькие ушки.
— В сытом теле здоровый дух, — пошутил Федор. — Теперь и можно трудиться на славу.
Двинулись вверх по ручью. Не шли, а почти ползли. Брали пробы через двести метров. Всюду были алые зерна пиропов. Потом километра через два вдруг они кончились. И ручей выводил их на водораздел. На болото.
Федор совсем расстроился. И здесь такая же неудача, как на Кен-Юряхе. Куда ж подаваться им, в какую сторону двигаться? Он хмуро смотрел на свою начальницу и ничего не понимал. Та нисколько не расстраивалась, не печалилась. Нет, она была совсем не такой, как там, на Кен-Юряхе. Она даже улыбалась. И Федор не выдержал, спросил:
— Куда ж нам теперь, а?
— Туда, — Попугаева показала рукой на сопку, на водораздел.
— В гору?
— В гору.
Лариса пришла к убеждению, что и пиропы, и другие спутники, в том числе и те обломки коренной породы, которые им попадались, смыты оттуда вниз. А если это так, надо подниматься вверх и тщательно обследовать каждую пядь.
Идти вверх нелегко. Продирались сквозь заросли кустарника, скользили по мокрому мху, вязли в нем. Стал тихо накрапывать дождь. Наконец добрались до вершины. В нос ударил гнилостный болотный смрад. То там, то здесь среди болота одиноко торчали истерзанные морозами и ветрами ели и лиственницы, похожие на зеленые флаги. Ветки у них росли лишь с одной, южной стороны. Кое-где высились нагромождения известняковых плит. Ближе к краю, возле трех лиственниц, стояли пирамидой несколько шестов, связанных в вершине. Временное пристанище якутов охотников. Неподалеку, прорезая болото, тянулась звериная тропа.
— А теперь в какую сторону топать? — уныло спросил Федор и уселся на широкую плиту известняка.
Быстро смеркалось. Надвигалась ночь. Холодная и сырая. Мелкий дождь не унимался, словно кто-то там на небе сеял из
— Разводи костер, — предложила Попугаева.
На плите известняка нехотя запылали ветки. Костер не столько горел, сколько дымил. И это радовало, дым отгонял надоедливую мошку и тучи комарья.
Поужинали куском сахара, поделившись сладостью и с собакой.
Сушили обувь и ватники. Грелись у огня. Потом улеглись на плите известняка. Где-то на болоте шумно вздыхал лось. А внизу, из долины, доносились крики совы. Окружающий мир жил обычно и привычно, как и тысячелетия назад.
На рассвете над болотом поплыл густой туман. Но вот встало солнце и пробило лучами белесую мглу, развеяло, разорвало на клочья туман и осветило болото, кочки, деревья живым светом. Жучка, потягиваясь, выгибала спину. Собака тоже радовалась теплу и солнцу.
Лариса оглядывала даль, намечала путь. Ей хотелось пересечь водораздел и выйти к тому краю сопки, чтобы увидеть реку. И вдруг, взглянув под ноги, обомлела. Не поверила своим глазам. Не сон ли это? Попугаева зажмурилась и, боясь пошевелиться, боясь спугнуть то, что увидела у себя под ногами, снова посмотрела вниз. Камень никуда не делся. Вернее, выступ камня. И она тихо вскрикнула:
— Ой! Неужели?.. Федюня-я! Голубая-я гли-и-на-а!!
Рядом с известняковой плитой, из-под мха выглядывал обветренный тысячелетиями кусок зеленовато-голубой породы, весь облепленный сочно-алыми пиропами, бледно-зеленоватыми оливинами и черными точками ильменита…
— Давай лопату! Надо копать!..
Орудовали лопатой и геологическим молотком. Подрубили толстый пласт мха и сняли его, как одеяло. А под ним все было зелено-голубым, в красных и черных зернах. Красных было больше. Они приятно светились, словно рассыпанные угольки непогасшего костра. И грели душу.
— Вот она, основная порода… Коренное тело.
Попугаева стояла ногами, боясь сдвинуться с места, на таинственной голубой глине, на кимберлите, что родилась миллионы лет назад. Отечественная кимберлитовая трубка!.. Она первой стояла на ней, первой держала в руках загадочную породу, на поиски которой отдано столько сил, средств и жизней.
— Алмаз, — не выкрикнул, а деловито произнес Федор, словно они ему попадались ежедневно.
У него в руке, в разломе ноздреватой голубой глины, среди алых пиропов искристо сверкал в утренних лучах солнца прозрачно чистый кристалл драгоценного камня.
Это произошло 21 августа 1954 года.
До позднего вечера они резали мох, копали неглубокие шурфы, добираясь до голубой земли. Цепочка закопушек пролегла поперек сопки. Начиналась она от известнякового края, шла по болоту, пока не уперлась снова в берег известняка. Попугаева измерила шагами — выходило больше полкилометра. На другой день проложили закопушки поперек. И опять примерно такое же расстояние. Потом стали оконтуривать жерло трубы, обозначая и исследуя края выхода на поверхность застывшей магмы.