Охотники за джихами
Шрифт:
— Тогда скажите, кто из вас играет в шахматы?
— Ну, я. А что? — спросил Миша.
— И я! — сказали ещё пять человек.
— А кто скажет, зачем я разбил участки на клетки и написал буквы и цифры?
— Шахматные доски так размечаются. С одной стороны цифры, а с другой — буквы. Каждый квадрат имеет свою цифру и букву.
— Правильно! И не только шахматные доски, но и карты и планы. А зачем я сделал это?
Миша набрал воздуха, чтобы выпалить догадку, но тут его перебила Зоя Николаевна:
— Вы хотите пронумеровать находки, а потом… — И тут она запнулась. Это она, должно быть, вспомнила,
— Правильно! А потом мы рассортируем находки по квадратам, — ответил Пал Палыч.
Ребята думали, что Пал Палыч начнёт углублять и расширять дружковскую ямку, по Пал Палыч сказал, что Друг своими хаотическими и неквалифицированными действиями смешал все слои и этим нарушил археологическую картину, а посему лучше начать с другого квадрата, скажем, с самого дальнего — Д-5.
Пал Палыч отступил от границы квадрата сантиметра на два и начал копать, втыкая лопатку точно по вертикали, — это для того, чтобы потом лучше было видно распределение слоёв в стенках, или, как их ещё называют, «целиках». Землю верхнего слоя он просматривал не очень старательно, потому что слой этот был «стерильным», то есть не содержал археологических ценностей. Осмотрев землю, он выбрасывал её за пределы участка, чтобы она не помешала, когда начнут раскапывать другие квадраты.
Второй слой — коричневая супесь, которая обычно в здешних местах соответствует средневековому слою, — он копал не лопатой, а большой отвёрткой, причём каждый ком земли размельчал руками и пропускал через пальцы. Но и этот слой оказался стерильным и ничего интересного не дал.
Третий слой, из плотной глины, принёс четыре черепка. Когда Пал Палыч очистил их от приставшей глины, а ребята промыли, то все увидели, что черенки ярко-оранжевые, с ровным изломом. Это были черепки античной эпохи, времени, когда здесь была древнегреческая колония.
Черепки Пал Палыч сложил с бумажный пакетик, надписал на пакетике: «Совхоз цитрусовых культур, раскоп, квадрат Д-5, слой 3, глубина 60 см», поставил число, вытащил из планшетки длинный-предлинный альбом с надписью «Поэзия» и раскрыл его.
Когда ребята заглянули в альбом, то они увидели, что никакой поэзии там нет, а есть длинные странички. Пал Палыч перегнул один листик надвое, проложил между половинками копирку, написал на одной половинке: «Совхоз цитрусовых культур, раскоп I, слой 3, квадрат Д-5», нарисовал квадрат, указал на квадрате места, где были найдены черепки. После этого он оторвал одну половинку листика и, сложив её вдвое, рисунком внутрь, чтобы не стёрлись надпись и рисунок, сунул листик в пакетик. Туда же он положил спичечную коробку с образцом грунта этого слоя — всё это потому, что память может подвести археолога так же, как и любого другого человека, а кроме того, всегда может случиться, что результаты будут обрабатывать другие исследователи. Без общего плана раскопок, без послойных чертежей каждого квадрата в отдельности, без ярлычков, кулёчков, зарисовок и самых подробных записей подчас невозможно разобраться в находках.
Если художник, рисуя картину, ошибается, то он стирает нарисованное и начинает снова. Даже хирург иногда может повторить операцию. Но до сих пор ни одному археологу ещё не удавалось раскопать один и тот же культурный слой дважды. Лет сто назад известный
В четвёртом слое попалось много черепков — рыхлых, изъеденных оспинами, причём при ударе эти черепки не звенели, не ломались, а крошились. Эта керамика поправилась Пал Палычу больше античной. Во всяком случае, он очень тщательно очистил черепки кистью, сам промыл их в воде и, прежде чем сложить в пакет четвёртого слоя, завернул каждый черепок в отдельности в газету. В этот пакет он тоже положил образец грунта и план квадрата с указанием размещения находок.
Ниже четвёртого слоя лежал материк, а материк тем и отличается, что ни в нём, ни под ним нет никаких культурных слоёв. Теперь уж квадрат Д-5 можно было считать исследованным до конца, и Пал Палыч сказал, что надо будет раскоп засыпать, чтобы он не привлекал внимания прохожих, которые обязательно решат, что здесь учёные нашли клад и ещё, чего доброго, сами начнут копать и переворошат все слои не хуже Друга или графа Уварова.
Засыпая раскоп, археологи обычно кладут на дно его какой-нибудь современный предмет, из числа тех, которые не гниют и не портятся. Если потом какой-нибудь исследователь вздумает покопать на этом месте, то, натолкнувшись на современную вещь, он поймёт, что здесь уже побывали археологи.
Само собой разумеется, каждый кружковец захотел оставить память о себе. В ход пошли монетки, пуговицы.
И как только ребята засыпали раскоп, откуда ни возьмись — Друг своей персоной! Вместо того чтобы сидеть дома и охранять имущество, как было приказано, этот любитель археологии пожаловал сюда, на место раскопок, как будто без него дело не обойдётся.
Друг подбежал к Мише, положил ему лапы на плечи, лизнул прямо в губы, затем проделал то же самое с Леночкой и Адгуром, с остальными он связываться не стал, а подбежал к свежеразрытому квадрату. Он обнюхал все извлечённые из земли камешки, но, не найдя ничего достойного своего внимания, приступил к исследованию остальных квадратов, он бегал, по привычке петляя, уткнувшись носом в землю.
Поравнявшись с ямкой, которую выкопал в прошлый раз. Друг бросился к ней, как к старой знакомой. Он запустил в неё нос, зафыркал и стал рыть, да с такой силой, что можно было подумать — этот пёс опасается, как бы черепки не скрылись в глубине земной.
— Ребята! Смотрите, Друг копает! — закричал Миша.
Все бросились к Другу. Раздались крики:
— Проседи его по всем клеткам! Может, здесь нет ничего интересного. Тогда зачем копать?
— Давай его сюда! Вот какой-то черепок. Пусть скажет, джиховский он или не джиховский.