Охотники за каучуком (Роман об одном виде сырья)
Шрифт:
— Что с ней, спроси! — не выдержал Рамирес.
Туахала не отвечала.
Он положил мясо ей на колени. Через некоторое время взглянул на нее. Мясо лежало нетронутым.
3
Выросшая перед ним фигура Орельяны заставила Рамиреса очнуться. Он не заметил его приближения, мягкая земля приглушила шаги. Орельяна долго смотрит на смутившегося лейтенанта и наконец спрашивает, показывая на палатку:
— Ну как, заговорила?
Рамирес пожимает плечами. Орельяна продолжает:
— И есть тоже отказывается?
— Да.
Из-за деревьев медленно подходит Андре Дюрант и останавливается,
— Хм, нужно во что бы то ни стало вырвать у нее сведения, ждать больше нельзя, — требует Орельяна. И, обращаясь к судовому плотнику:
— Как ты думаешь, Дюрант, когда мы спустим бригантину на воду?
— Через неделю — может быть.
— Что это еще за «может быть»?
— Сначала ее надо законопатить и просмолить, ваша милость.
— Ну, так приступайте!
— Хорошо сказать приступайте — а чем смолить, слюной?
Орельяна удивленно поднимает глаза.
— А ведь верно, черт побери, — говорит он в сердцах. — Где же взять смолу?
— Мы уж конопатим ветошью и листьями, — замечает Дюрант. — Да только без смолы все равно пойдем ко дну.
Подумав немного, Орельяна советует Рамиресу:
— Попробуйте разыскать у индейцев что-нибудь похожее на смолу, не то мы застрянем в этом проклятом лесу. И доложите генералу, — добавляет он. — А я пока пойду взгляну, как они там конопатят листьями.
Рамирес идет к ярко-красной палатке Писарро, которую двадцать индейцев тащили сюда из Кито через горы, по непроходимым зарослям, глубоким болотам и затопленным лесам.
В палатке светло: перед входом горят два костра, в которые Мигелито, краснокожий слуга Писарро, днем и ночью подкладывает сучья и сухую стружку. Генерал зябнет. Завернувшись в одеяла, он скорчился на постели из пальмовых листьев. Щеки у него ввалились и обросли густой бородой, лицо стало желтым и морщинистым.
У входа на чурбаке сидит отец Карвахаль, беседуя с генералом. На коленях у него открытый молитвенник, и куском древесного угля он время от времени что-то пишет в нем. Так по утрам он иногда отмечает события, происходящие в лагере.
От жары, стоящей в палатке, лоб святого отца покрылся каплями пота. Ему часто приходится отрываться от своего занятия и вытирать лицо широким рукавом сутаны, с которой он не расстается в лагере.
Рамирес кратко рассказывает, что мешает завершить строительство корабля. Отец Карвахаль отрывается от записей. Писарро изрыгает проклятия. Лейтенант докладывает о поручении Орельяны.
— Да, да, действуйте! — приказывает Писарро. Вместе с Педро Рамирес отправляется к вождю омагуа; тот со своими индейцами сидит у костров между поваленных деревьев, как всегда закутавшись в пестрый плащ из перьев.
Омагуа робко жмутся друг к другу; когда светлоокий белый человек приближается к ним, лица их выражают испуг. Почти все они высокого роста и хорошо сложены, но вот что бросилось в глаза испанцам и по сей день остается для них необъяснимым, — головы индейцев имеют грушевидную форму, словно, начиная от висков, их специально вытягивали.
Рамирес остановился перед вождем.
— Нам нужна смола, объясни ему, Педро.
Педро мнется. Он не знает, как перевести слово «смола». Он колеблется, глубоко вздыхает, откашливается, наконец, начинает что-то пространно втолковывать вождю. Тот подзывает двух своих одноплеменников и некоторое время шепчется с ними. Они исчезают в лесу, направляясь в селение, и вскоре возвращаются. В небольших пузатых глиняных сосудах индейцы приносят яд для наконечников копий, который варят помощники шамана в пещере, далеко от
— Зачем он мне, — обернулся Рамирес к Педро. — Нам нужна смола — смола или что-нибудь похожее на нее!
Педро снова заводит разговор с вождем. Тот кивает. На этот раз люди возвращаются, неся барбаско — мелко нарезанную траву, которой индейцы посыпают небольшие озерца, остающиеся после разлива рек; трава эта одурманивает рыбу, и ее можно вылавливать голыми руками.
Теперь Рамирес сам делает попытку знаками объяснить вождю, что ему нужно. Индейцы собираются в кучку, перешептываются, посматривая на лейтенанта. Попробуй пойми этих белых людей! Им всегда нужны какие-то странные вещи! Почему они делают то, чего никогда не стал бы делать индеец? Ни один вождь не приказал бы им строить такой корабль — больше, чем в два человеческих роста высотой, длиннее самого большого каноэ! Чего теперь хочет от них этот светлоглазый человек, такой высокий и широкоплечий, что становится страшно при одном взгляде на него.
Рамирес показывает на корабль, складывает ладони Педро лодочкой и начинает равномерно водить по ним рукой сверху вниз, словно мажет невидимой кистью.
Вождь снова кивает. И опять его люди быстро возвращаются. Они протягивают Рамиресу глиняный сосуд, в котором плещется бесцветная жидкость.
— Что это такое?
Вождь что-то объясняет.
— Сок одного растения. Тому, кто выпьет его, открывается будущее, — переводит Педро.
Увидев, что белый человек в отчаянии, вождь через Педро предлагает ему самому обойти хижины омагуа и попробовать найти то, что ему нужно. И вот Рамирес в сопровождении вождя и Педро отправляется в индейскую деревню.
О существовании каучука в Европе впервые узнали в середине XVI века. У индейцев, писали тогда ученые миссионеры из Нового света, есть мячи из совершенно иного материала, чем наши: мячи эти подскакивают, если ударить ими о землю…
«Это загадочное вещество, — говорится в записях одного испанского офицера, — индейцы, добывают из высокого стройного дерева. Каменными ножами они надрезают кору, и оттуда начинает течь густой молочно-белый сок. Сок собирают в скорлупу кокосовых орехов; на воздухе он затвердевает, превращаясь в тягучую желтую массу, которую потом коптят в густом дыму костров, сложенных из пальмовых орехов, пока она не потемнеет».
Этим же веществом индейцы покрывали свои одеяла, и они становились непромокаемыми.
4
Селение состоит из больших прямоугольных хижин, крытых тростником; повсюду бегают голые ребятишки с грушевидными головами, копаются свиньи. У ручья, полукольцом огибающего деревню, Рамирес и Педро встречают нескольких индианок, одетых в короткие рубашки; женщины наливают воду в глиняные кувшины. Головы у них той же странной грушевидной формы. Рамирес, вождь и Педро обходят хижины. Обнаруживают там орехи, завернутую в листья вяленую рыбу, похожие на лопаты инструменты, изготовленные из палок и больших раковин, запасы мяса и плодов, стрелы, копья, каменные ножи, глиняные сосуды и в большом количестве кору, из волокон которой индейцы делают одежду. В одной из хижин заплакал грудной ребенок. Подойдя к примитивной люльке, Рамирес видит, что головка младенца с помощью веревки зажата между короткой дощечкой и задней стенкой колыбели. От удивления Рамирес разводит руками, потом хлопает себя ладонью по лбу и разражается громким хохотом.