Охотники за каучуком
Шрифт:
— Опять эти проклятые твари! — воскликнул он сердито. — Так они не дадут мне спокойно спать сегодня! Гром и молнии! Если так, то пусть я переполошу всех, пусть подыму тревогу, но непременно пущу пулю в первого из них, который подойдет ко мне на ружейный выстрел!
Но вдруг его охватывает весьма естественное недоумение. Он мигом обрывает свою речь и приостанавливает свой порыв мщения. Он вдруг почувствовал, что бателлао уже не причален к корме шлюпки, а его тихонько несет течением вниз по реке, а очертания шлюпки сливаются с прозрачной мглою ночи.
Кроме того, целый отряд кайманов сопровождает
Как человек, хорошо знакомый с расположением своего судна, Шарль, не теряя ни минуты, выскочив из шлюпки, кидается на носовую часть, хватает якорь, крепко прикрепленный к своему канату, и, без всякой посторонней помощи, закидывает его изо всех сил в реку, вслед затем увесистым ударом кулака будит мулата, спящего, как праведник.
Якорь зацепился за дно, и бателлао моментально остановился на месте.
Кайманы, которых сейчас никак не меньше десяти, трогательно, дружно, точно заранее обученные, также останавливаются и медленно начинают кружить вокруг судна, теперь стоящего неподвижно, плавно описывают круги. Один из них, более смелый и дерзкий чем остальные, подплывает настолько близко, что почти касается туго натянувшегося якорного каната, выступающего из воды под углом в 45 градусов. Все более удивленный и недоумевающий молодой человек вдруг видит, что у самой головы этого чудовища блеснуло что-то холодным блеском стали. Вскинуть свой карабин, прицелиться и выстрелить в каймана было для него делом одной минуты.
И вдруг, вслед за выстрелом, раздается страшный крик, далеко отдающийся по волнам реки, и из воды выскакивает на момент черный силуэт, бьет воздух руками, конвульсивно опрокидывается назад и исчезает в воде.
— Что такое, сеньор?! — спрашивает растерянно мулат, одновременно оглушенный и ударом кулака, и выстрелом, ослепленный пороховой вспышкой. — Что такое?
— А то, что наши кайманы раздваиваются и обращаются каждый в человека и челн, — отзывается Шарль, затем, обернувшись в сторону шлюпки, кричит звенящим, громким голосом:
— Тревога! .. К оружию, друзья! К оружию!
Между тем экипаж, пробужденный выстрелом, шумно столпился вокруг своих начальников.
— Займитесь ими, милый Хозе, постарайтесь организовать оборону; у меня есть еще с десяток выстрелов, я отражу первый натиск! Торопитесь! Не то будет поздно: эти негодяи возьмут нас на абордаж!
Мулат пытается изо всех сил собрать своих индейцев и побудить их дружно действовать против общего врага. Но бедняги до того напуганы, до того растерялись и опешили, что забились между тюками и, обезумев от страха, трясутся, как в лихорадке. Они даже не хватаются за свое оружие, которым, впрочем, и не были в состоянии воспользоваться — до того их обуял ужас.
Хозе один разрывается на части, в то время как Шарль открыл против осаждающих адский огонь, на который вскоре стали отвечать и со шлюпки.
Молодой человек расстрелял уже все свои заряды, однако, без видимого результата, несмотря на то, что челны были на довольно близком расстоянии от него, так что он вполне мог стрелять наверняка.
— Вы плохие дела делаете, сеньор, — быстро проговорил мулат, окончательно
— Да, вы, действительно, правы, Хозе! Я упускал дичь из-за ее тени… И черт меня побери, теперь, когда я вижу свою ошибку, я безоружен!
— Возьмите мой револьвер, пока я буду заряжать ваше оружие! — сказал мулат.
Но в этот момент воздух огласился истошным криком, который разнесся далеко по волнам:
— Канаемэ! Канаемэ!
— Эти негодяи идут на абордаж! .. А наши поганые трусы дадут себя прирезать, как стадо баранов, без малейшего сопротивления!
Вслед за военным кличем присяжных убийц раздался громкий, звучный крик на французском языке:
— Смело, друзья! Мужайтесь! .. Мы идем к вам на помощь!
— Смелее, Хозе, мой славный Хозе, не робей! Бегите на тот борт и рубите их тесаком что есть мочи, не давая пощады! Я останусь здесь и тоже буду отбивать!
Уба подходят все ближе и ближе и, наконец, ударяются о корпус бателлао. На корме, на носу и с обоих бортов цепляются черные руки, точно когти, и страшно размалеванные белым и красным безобразные лица тотчас же появляются со всех сторон. Напрасно Шарль и Хозе колют и рубят во всех направлениях, с размаха отсекая эти черные когти и раскраивая черепа, они не могут поспеть повсюду, не могут отразить нашествия врагов, которые врываются со всех сторон.
А экипаж, видя, что покинутые врагами уба брошены на произвол волн и, точно поплавки, ныряют вокруг судна или уносятся течением, вдруг пробуждается от своего оцепенения и, обменявшись несколькими словами в тот момент, когда враги врываются на бателлао, кидается в реку — догонять покинутые челны.
Шарль и шкипер принуждены отбиваться от целого десятка озлобленных и рассвирепевших дикарей, рослых и совершенно нагих, вооруженных, как и они сами, большими тесаками.
Завязался неравный бой, и если бы у двух защищавшихся не оказалось еще у каждого по два заряда в револьверах, то их, наверное, изрубили тут же.
Отступив на несколько шагов назад, Шарль стреляет. Один индеец падает мертвым.
— За вами очередь, Хозе! — кричит он. — Цельтесь в пояс!
Мулат дает два выстрела один за другим, и еще двое нападающих выбыли из строя, к великому его удовольствию. Затем он также отступает шага на два, размахивая во все стороны своим тесаком. Но враги плотной гурьбой кидаются на них. Шарль выпускает свой последний заряд и кидает ставшее теперь бесполезным для него оружие, затем отступает на два шага и содрогается, чувствуя позади себя пустое пространство.