Охотники за магией
Шрифт:
— Ещё подумаю! — рявкнула я в ответ и бросилась из лаборатории со всех ног.
Я бежала по пустынным коридорам старого корпуса, топая так, что стёкла звенели, и кипела от негодования:
«Дурак, нет, правда, настоящий дурак! И правильно его сестра обозвала!»
Выбежала в вестибюль и кинулась к громадному напольному зеркалу в тяжёлой резной раме, стоявшему у входа. Достала маленькое карманное зеркальце и с помощью двух зеркал стала осматривать свою спину.
«Вот гад, всё наврал!» — отлегло у меня от сердца. —
Немного успокоившись, я пошла домой.
Пока мы с Ножом орали друг на друга, наступил вечер.
В университетском парке было темно, кованые столбы с фонарями стояли лишь на перекрестках дорожек (наверное, чтобы парочкам в темноте было удобнее целоваться). Сейчас в парке никого не было. Пахло и отдаленным морем и весенней, терпкой ещё листвой.
Я шла и обдумывала всё, что сказал Нож.
Если поверить его словам, то с такими странными образами, которые, видите ли, без моего желания засели в моей бедной голове, запечатлелись, так сказать, словно у новорожденного утёнка, тьфу, какая гадость, меня ждет тяжелая и странная личная жизнь со множеством осложнений. Как интересно!
Вспомнив последнюю фразу про квадратную спину, я снова разозлилась. Резко остановилась, решив вернуться и сказать Ножу всё, что я о нем думаю после нашего разговора.
В этот момент у меня перед носом просвистела стрела. Если бы я не встала, она бы была во мне.
Особо не соображая, я дернулась вперёд, — и как выяснилось, тоже правильно. Вторая стрела прошла там, где я остановилась мгновение назад.
Тут уж я пришла в себя, забыла про идеальных мужчин и мамины пирожки, заорала диким криком и метнулась к кустам. Сзади послышался топот, впереди — ответные крики. Это спугнуло неизвестного стрелка.
Меня догнал Нож, потом прибежал парковый сторож, отозвавшийся на мои вопли. Они прочесали кусты, из которых стреляли, а затем Нож чуть ли не за шиворот повёл меня домой.
— Меня чуть не застрелили! — жаловалась я дрожащим голосом, чувствуя, как противно дрожат коленки, и дурнота подкатывает к горлу.
— Не бери в голову, — как-то равнодушно отмахнулся Нож. — Разберёмся. Придурок, наверное, какой-нибудь пугает. Помнишь, в прошлом году один первокурсник умом подвинулся и бегал по Университету в белой простыне?
— Помню.
— Ну и этот, наверное, такой же.
Нож довёл меня до дому, сдал с рук на руки родителям, а потом долго о чём-то шептался в саду с сестрой. А потом они не менее долго целовались, — я в окно видела. Можно было сделать вывод, что в глазах сестры Нож перестал быть дураком. Не исключено, что лишь на время.
А я сидела за столом с потушенной лампой, смотрела на ночное небо и думала, что Нож, всё-таки, не совсем нормальный.
То, что я ни с кем не сплю — страшное дело, ужас и кошмар!
А то, что меня чуть не пристрелили — «не бери в
Мне так кажется, что всё наоборот, надо волноваться во втором случае и совершенно не надо в первом…
Сам-то хорош, — они с сестрой тоже непонятно как живут. Вполне бы трёх племянников за это время мне сделали, но нет, у каждого диссертация пока на уме. И степень магистра с правом преподавания ординарных лекций.
А у меня, может, тоже. Диссертация.
Тут уж я, конечно, себе лгала. Моя головная боль называлась не диссертация, а дракон.
Неделю после того, как он улетел, я крепилась. Потом принялась вызывать его. Ну, просто так, для того, чтобы узнать, нормально ли долетел и всё ли в порядке…
Ответа на свой зов я так и не получила, дракон молчал.
Я звала и звала его упрямо до тех пор, пока не рассвело. Никакого, даже самого слабого отзвука, намёка на то, что он меня слышит. Только шумело в ушах, как от вслушивания в раковину.
Спать легла я на рассвете с твёрдой уверенностью, что это не дракон, это изверг летучий!
И поклялась страшной клятвой забыть его навсегда.
Но на следующую ночь проснулась и поняла, что не усну, если снова не попытаюсь его позвать.
Позвала.
Молчание снова было ответом.
Ненавидя дракона и презирая себя, заснула.
На следующий день всё повторилось.
Это превратилось в ежедневную, то есть еженочную дурную привычку.
Сто раз я говорила: «Ну какой смысл напоминать о себе, если тебя не хотят слышать, не хотят с тобой общаться?» И охотно с собой соглашалась, уверенная, что всё, не буду унижаться, выпрашивая ответ.
Но стоило пробить полуночи, — как я просыпалась и понимала, что если не сделаю ещё одну попытку, не засну до утра.
Однажды, разъярённая на себя, я стиснула зубы и не стала пытаться позвать дракона. Ну и провалялась до утра без сна, весь день потом ходила как варёная и поняла, что второй бессонной ночи не выдержу.
И каждый раз, перед тем, как сосредоточиться и жалобно спросить: «Ну, где же ты?! Почему молчишь?!» — сердце ухало вниз, в висках пульсировала кровь, а все тело бросало то в жар, то в холод. И робкая надежда упрямо оживала: «А может быть, в этот раз отзовётся?»
Когда же в очередной раз молчание было ответом, сердце возвращалось на место, в душу снова заползало холодное ожесточение и кто-то ехидный, кто сидит внутри (разумный глист, наверное), притворно-участливо спрашивал: «Ну что, достучалась?» И я уже почти радовалась, что результат один, надеясь, что всё, образумилась, в следующий раз не буду никого звать и спокойно просплю всю ночь.
Но на следующую ночь снова звала дракона.
Обидно было до заикания, — ведь мне не нужно, чтобы он прилетел или отзывался каждый день… Только бы знать, что он есть, что он живой, что у него всё хорошо… Что он меня помнит, в конце-то концов!!!