Охотники за сказками
Шрифт:
Мы стояли рядом с ним, смотря с волнением на маленький бугорок, прозванный в народе Богатырским. От сосен, поднимающихся над ним, тремя ровными полосами тянулись тени, будто неслышными шагами шли через поляну в родную чащу лесные братья — отважные русские богатыри.
Снова живыми вставали они перед нами, и сам Ярополческий бор становился будто приветливее и краше, таинственнее и роднее.
Сторожевое гнездо
Ленька Зинцов воображает себя богатырем
— К моим штанам они как раз подходят. А тебе в лаптях ходить легче и удобнее, — так доказывает он Павке общую пользу от обмена.
Одну штанину Ленька заправляет в сапог, делая ее напуском над голенищем, другую пускает поверх голенища, подкрутив ее снизу в три кольца, и уверяет, что так, наверно, ходил по лесу Егор Слово Соколиное.
В дополнение ко всему Ленька сделал себе дубовый лук и теперь не расстается с ним: ковыряет стрелами сосны, силится послать стрелу за озеро перед сторожкой, ищет лосиную жилу на тетиву.
Костя Беленький и Ленька Зинцов понимают сказку каждый по-своему. Наш старший до полуночи просидел в шалаше перед огарком сальной свечи, переписывая дедушкину сказку, двадцать раз переспрашивая нас, как называл дедушка бутылку с отравленной водой.
— Склянка с зельем, — нехотя отвечал Ленька, А Костя снова:
— Разбилась она или раскололась?
— Раскололась. Ну тебе не все ли равно?! Только нам засыпать, Костя снова потревожит:
— Брусника над могилой богатырей, дедушка говорил, разрослась, а болотная гниль травой-мокрецом… Как это?..
— Ну, подернулась! — сердито выкрикивает Ленька и перевертывается лицом к стенке. — Перестань! Ложись спать.
Для Кости сказка сама по себе — сокровище. А Леньке хорошую сказку хочется так повернуть, чтобы самому в ней за главного героя быть.
Но если лесных братьев представлять, должно быть трое. Именно над решением этой задачи и ломает сейчас голову Ленька, подыскивая себе достойных и отважных товарищей. К Павке он стал особенно внимателен. Старается сделать или сказать ему что-нибудь приятное.
Сам предложил на губной гармошке поиграть.
— Бери! Пока в лесу живем, ты и научишься маленько-помаленьку.
Дал пустить стрелу из лука, восхищается:
— Эх, здорово у тебя получается! И снова:
— Мне бы такую силу да кулачищи, как у тебя. У богатыря Телеги тоже, наверно, был кулак так кулак! Сорока не то, — говорит он. — Сорока полегче… Давай, Павка, Телегой! Тебе в самый раз. Ты здоровый.
А сам подмигивает мне: ничего, мол, сколько ни поупрямится, а будет Телегой.
— Учись кричать сорокой, — шепчет мне Ленька.
Но Павка на «телегу» не соглашается. Спокойно возвращает Леньке лук с новенькой стрелой и решительно говорит:
— Не буду!
И между друзьями снова начинается
Сегодня с утра дедушка ушел в обход своего лесного участка. Без него Ленька придумал новую затею. Он решил построить сторожевое гнездо на сосне, чтобы издали видеть каждого прохожего и проезжего.
— Мало ли разных людей по лесу без дела шатается, вот и будем за ними присматривать, дедушке сообщать.
Костя Беленький, как обычно, только поморгал удивленно белыми ресницами, услышав о новой выдумке приятеля. Павка хотел расхохотаться и уже надул щеки, но посмотрел на старшего и передумал, только показал на Леньку пальцем, как на неисправимого чудака.
После этого Ленька с ними даже разговаривать не стал, а мне кивнул головой:
— Пошли!
Я посмотрел на Костю, чтобы узнать, как он посоветует, а старший лишь плечами пожал: мое, мол, какое дело — иди, если хочется. Я и пошел за Ленькой.
У него уже и сосна облюбована, и сучьев к ней большая куча натаскана. Это совсем недалеко от дедушкиного домика, на просеке, на которую вывела нас «королева» в памятный день.
Ленькина сосна — целый шатер. Сама стоит в сторонке, а зеленые сучья до средины просеки вынесла. Снизу по стволу отмершие сучья черными костылями в телеграфном столбе торчат. Если осторожно ставить на них ногу поближе к стволу — ни один не сломится. По ним забраться для Леньки легче легкого. Подтянулся немного и пошел, как по лестнице. В самую гущу ветвей забрался.
— Подавай мне хворост! — дружелюбно говорит он сверху.
Я для Леньки не ровня. Мое дело — слушаться. Поэтому он на меня не кричит, не спорит, спокойно разговаривает. Такого Леньку и слушать приятно.
Я стараюсь. А хворостины длинные: возьмешь за конец — качаются туда и сюда. Руки дрожат от напряжения, и никак я не могу до Леньки дотянуться.
Он, цепляясь за опору вверху одной рукой, другой тянется как можно ниже. Ухватив хворостину, забирается со своей ношей наверх, скрывается в густой хвое. Там он подолгу возится, вороша зелень и хрустя ветками. Черные непокорные волосы Леньки взъерошены, густо прошиты и склеены зелеными сосновыми иглами, с плеча свисает лоскут разорванной гимнастерки.
Ленька устал и начинает злиться, но от своего не отступает: такой уж у нашего друга характер, тем более если дело наперекор пошло. Пусть, мол, Костя с Павкой смотрят на готовенькое да удивляются. А мы звать и просить их не будем.
— Положи под дерево! — сбрасывает он разорванную гимнастерку и все подгоняет, чтобы я порасторопнее работал.
Чем дальше мы продолжаем строительство, тем короче становятся сучья. Как ни тянемся мы с Ленькой друг другу навстречу, он не может ухватиться за хворостину. Даже заплакать хочется от досады. Но известно, что даже просто мальчишкам плакать не положено, а путешественникам и тем более.