Охотники за сокровищами. Страшные приключения в Африке

Паттерсон Джеймс

– Согласен с вами, – сказал судья с таким видом, словно только что очнулся от дремоты. – Внимательно рассмотрев предоставленные доказательства, я принимаю решение удовлетворить ваше ходатайство.

– Внимательно? – возмущенно взревела Шторм.

– Это вы называете «внимательно»? – завопила Бек, вскакивая с места.

– Но… но ведь… – бормотал я. Мы с Томми пребывали в шоке. Слишком уж быстро нас обвели вокруг пальца.

Не обращая внимания на наши крики, судья еще раз грохнул молотком.

– Обязанности по управлению активами семейства Кидд вручаются мистеру Тимоти Квинну.

Тут уж мы завопили все разом.

– ТИХО!!! –

закричали взрослые, перекрывая наши голоса, и мы почему-то замолкли, словно паиньки.

Судья повернулся к дяде Тимоти и спросил:

– Как вы поступите с детьми? Они будут жить с вами?

– Нет, ваша честь. Я был бы очень рад, – дядя Тимоти лгал и не краснел, – однако во имя исполнения самого заветного желания их отца я запишу всех четверых в престижное учебное заведение «Чамли Преп» здесь, в Нью-Йорке. Это школа-интернат, выпускником которой некогда был и их отец.

Стоп, стоп! Какая еще школа?

Мы в жизни не учились в школе, и вот теперь…

Кажется, хуже уже просто некуда.

Глава 2

Томми, Шторм, Бек и я всю жизнь учились дома. Нашими учителями были мама с папой, а домом – «Потеряшка».

И даже когда папа с мамой пропали в неизвестном направлении, мы все равно соблюдали главное правило, которое они ввели, и каждый день тратили по три часа на учебу.

Учеба в настоящей школе – с партами, интерактивными досками и столовскими обедами – представлялась нам жестокой изощренной пыткой.

Вот только судья смотрел на дело иначе.

– Хочу заявить под запись, – возвестил он, – что я возмущен попыткой этих четверых детей вести самостоятельную жизнь без надзора со стороны взрослых. Дети не способны отвечать за себя сами. В связи с этим полный и исключительный контроль над всеми финансовыми вопросами семьи передается Тимоти Квинну.

Тут Шторм встала со своего места и шагнула к судейской кафедре. Сестра была в ярости.

– Разрешите осужденному ребенку высказаться прежде, чем он будет изгнан, – потребовала она.

– А ты кто будешь? – спросил судья.

– Это Стефани, – фальшиво-заботливым голосом подсказал дядя Тимоти.

Это было страшное оскорбление. Глаза у Шторм потемнели, как грозовое небо, пронизанное молниями. Да. Вот за это папа с мамой и прозвали Стефани «Шторм».

– При всем моем уважении к суду вы, сэр, не имеете права судить других людей. Вы лишены сострадания и, по всей видимости, интеллектом также не блещете. Это все, что я хотела сказать.

Шторм села.

Судья снова бабахнул молотком.

– Вам, юная леди, необходимо преподнести урок, – объявил он. – Всем вам четверым! Суд постановил: принадлежащее семейству Кидд судно, именуемое «Потеряшка», вместе со всем содержимым будет в кратчайшие сроки продано на аукционе,

а вырученные средства будут в полном объеме направлены на оплату обучения, учебников и проживания четверых новых учащихся школы «Чамли Преп».

Вот и все.

Нас отправят в школу. А «Потеряшка» достанется тому, кто предложит больше.

Сегодня правосудие было не просто слепо. Сегодня оно совсем позабыло о справедливости.

Глава 3

Субботним утром мы отправились в доки – прощаться с судном, которое было нашим домом столько, сколько мы себя помнили.

С нашей «Потеряшкой».

На ней мы обошли весь земной шар. Целых два раза. Без «Потеряшки» у нас не было бы тех захватывающих приключений, что нам довелось пережить.

Стервятники в человеческом обличье сновали по палубам, снимая и унося все, что было на борту, – даже содержимое суперкрутых, сверхсекретных тайников, которые папа устроил в мачтах, в корпусе и на палубах. Это зрелище доконало нас окончательно. Не выдержав, мы с Бек сорвались и устроили Близнецовую тираду (так называли это наши родители).

Конечно, когда мама с папой впервые обозвали нашу перебранку «тирадой», я понятия не имел, что это значит. Поэтому мама (она преподавала нам английский язык) велела мне посмотреть в словаре. «Тирада – продолжительный монолог, служащий для выражения злости и упрека».

Обычно мы с Бек орем друг на друга и обзываемся (я умею обзываться гораздо лучше, чем сестра). Но вот насчет «продолжительности» – это не к нам. Обычно мы орем друг на друга секунд шестьдесят, а потом нам надоедает. Знаете, как салют на Четвертое июля – тут бабахает, там взрывается, искры во все стороны, а потом – пшшш! – и через минуту уже ничего и нет. Только легкий дымок да звездное небо.

Близнецовая тирада номер 442 началась в тот миг, когда я сказал, что зрелище облепивших «Потеряшку» падальщиков – самое страшное, что нам случалось видеть в жизни.

– Да ну? – тут же зацепилась Бек. – А как же ночь, когда погиб папа? Забыл?

– Он не погиб!

– Нет, погиб!

– Нет, не погиб!

– Ах, прости, Бикфорд, но, если папа не погиб, почему он нам не пишет?

– А он пишет, Ребекка! Забыла?

– Ах, ты про то дурацкое письмецо, что мы получили в Северной Каролине?

– Это папа нам прислал!

– Нет, Бикфорд, это ты прислал!

– Кто сказал?

– Я сказала, балбес!

(Я же говорил, что Бек совершенно не умеет обзываться.)

– Мало ли что ты сказала! – огрызнулся я. – Ты вообще чокнутая краскоедка!

– Я твоя сестра, Бикфорд. Между прочим, близнец. Так что я тебя насквозь вижу. Ты еще только задумал какую-то гадость, а я уже все поняла!

– Да ну?

– Ну да!

– Ага, как же. Значит, ты знала, что это я написал письмо?