«Охранка». Воспоминания руководителей политического сыска. Том I
Шрифт:
К вечеру того же дня у подъезда моей квартиры послышались звуки рожка и шум остановившегося грузовика, а через несколько минут в комнаты ворвалось человек около двадцати вооруженных солдат под начальством молодого офицера. Кстати сказать, последний, как оказалось, бывший студент, держал себя весьма корректно, и в его выразительных глазах я прочел скорбное сочувствие, быть может в предвидении моей грядущей судьбы.
Этот офицер по телефону из моей квартиры доложил доктору Юрьевичу о моем аресте и получил приказание - доставить меня на допрос в следственную комиссию, заседавшую в здании Государственной
Взобравшись на платформу грузовика, я увидел себя со всех сторон окруженным солдатами с ружьями наперевес. При тряске тяжелого автомобиля по снежным ухабам штыки направленных на меня солдатских винтовок касались моего пальто. Было очень приятно!
По дороге из полумрака слабо освещенных улиц иногда раздавались крики: «Товарищи, куда едете, кого везете?» После ответов конвоиров о моей личности следовали нелестные и мало внушавшие доверия комментарии.
Наконец приехали в Таврический дворец. Меня повели по длинным коридорам и обширным залам для «регистрации» и получения какого-то ордера.
мемуарах
Я нес в руках взятые с собою два небольших чемоданчика, но их неожиданно вырвал у меня встречный солдат со словами: «Дай, я их снесу!»
На большой площадке перед дверью одного из кабинетов мне сказали остановиться. Здесь стоял большой письменный стол, покрытый зеленым сукном, ярко освещенный электрическими лампочками. Я сел в кресло и в ожидании дальнейшего стал просматривать начатую дома книгу. Через несколько минут явился неизвестный брюнет в сопровождении солдата и, поставив последнего в некотором от меня расстоянии, сказал ему: «Внимательно смотрите за арестантом!»
И теперь я представляю себе мое тогдашнее состояние: абсолютное спокойствие, тупое безразличие, восприятие со всеми деталями происходивших на глазах фактов и обостренный до последней степени слух.
Брюнет удалился, а я, усевшись удобнее за столом, продолжал читать.
В это время я увидел направлявшегося в мою сторону знакомого генерала, который, заметив, как я комфортабельно расположился за широким столом, по-видимому, решил, что я занял пост при новой власти. Вероятно, под влиянием таких соображений, генерал радушно и с милой улыбкою приветствовал меня и вкрадчивым голосом спросил, что я тут делаю. Когда же я в ответ мрачно пробормотал: «Арестован», рука его тотчас выскользнула из моей, и генерал, отскочив, поспешно прошел куда-то дальше. Вскоре этот генерал, возвращаясь, снова проходил мимо меня, но на этот раз он как бы рассматривал стену, противоположную моему столу.
Долго еще пришлось ожидать, пока не позвали в следственную комиссию. Меня провели в кабинет, смежный с двумя обширными комнатами, в которых содержались подобные мне арестанты. Председателем допрашивавшей нас комиссии был социал-демократ В.Н. Крохмаль, по одну сторону его сидел генерал-лейтенант военно-судебного ведомства, а по другую - член Петроградской судебной палаты.
Почтительные позы этих двух членов комиссии и их осторожный шепот «на ушко» Крохмалю, указывали на то, что передо мною крупный «сановник» Временного правительства и что ему докладывается о моей политической неблагонадежности. Я сидел скромно…
Судьба изменчива! Председатель Крохмаль ныне в тюрьме у большевиков 1.
Poccuir‹3Le мемуарах
Своей персоной я не занял много времени у комиссии, и по соблюдении формальностей дело обо мне было передано на заключение члена Государственной думы левого кадета М. И. Пападжанова, который заявил, что меня следует освободить. Но здесь вмешался тверской предводитель дворянства Унковский, сказавший решительным тоном: «Не освобождать!
– слишком большой жандармский формуляр».
Это суждение взяло перевес, и я «засел».
Меня оставили под стражей в комнате, рядом с которой производился допрос.
На следующий день к арестованным явился Керенский, в старой грязной тужурке, без воротничка, очевидно с целью произвести внешним видом подавляющее впечатление истинно демократического оратора в Совете рабочих депутатов, где в тот день он должен был выступать.
Керенский короткими, отрывочными вопросами стал расспрашивать меня по поводу Архангельска. Дело в том, что в феврале 1917 года я по высочайшему повелению ездил в Архангельск для расследования причин происшедшей там катастрофы со взрывом огромного количества артиллерийских снарядов.
В заключение Керенский спросил мое мнение, что необходимо сделать, чтобы предупредить возможность дальнейших взрывов. Я ответил, что следует восстановить деятельность прежней комиссии по исследованию происшествия в Архангельске, а председателем ее назначить генерал-лейтенанта Сапожникова. Во время разговора Керенский огрызком карандаша что-то царапал на клочке бумаги.
Означенная комиссия в тот же день была восстановлена и in corpore 36, во главе с председателем, генералом Сапожниковым ходатайствовала о моем освобождении.
Через месяц я был освобожден.
А.П. Мартынов МОЯ СЛУЖБА В ОТДЕЛЬНОМ КОРПУСЕ ЖАНДАРМОВ
Печатается по первому изданию: Мартынов А.П. Моя служба в отдельном корпусе жандармов: Воспоминания / Под ред. Ричарда Враги. Stanford (California): Hoover Institution Press, 1972. Фрагмент на с. 297-302, опущенный в указанном издании, восстановлен по архивному источнику (рукопись хранится в Гуверовском институте войны, революции и мира при Стэнфордском университете (США)).
1См , напр.: Курлов П.Г. Гибель Императорской России. Берлин, 1923; Лопухин А.А. Отрывки из воспоминаний. М., Пг., 1923; VassilyevA. Т. The Okhrana: The Russian Secret Police. London; Bombey; Sydney, 1930. Возможно, Мартынов имеет в виду и воспоминания лиц, не входивших непосредственно в аппарат министерства, т.е. включенные в настоящий том мемуары А.В. Герасимова, П.П. Заварзина и др.