"Охранка". Воспоминания руководителей политического сыска. Том II
Шрифт:
Я излагаю свои сомнения.
– Конечно эта задача требует всего человека. Но я не верю, что я - именно тот, кто здесь нужен. Руководитель петербургской охраны должен знать Петербург, как содержимое своего кармана. Я знаю хорошо только Харьков. Там моя работа может быть полезна. Я предпочел бы остаться в Харькове.
– В данном случае, - возразил Лопухин, - я бы на вашем месте не решился сказать «нет». Мне это безразлично, ибо я дольше не остаюсь здесь. Но ведь вы знаете генерала Трепова. Он решил вас назначить и ежедневно по телефону справляется, когда
Я покинул Департамент полиции. За отсутствием каких-либо дел в этот день, я бродил по Невскому проспекту. Какое зрелище открылось моим глазам! Опрокинутые плакатные столбы, разбитые витрины в магазинах, бесчисленные воронки в стенах от винтовочных пуль - все следы «красного воскресенья». Нежелание переселяться в Петербург значительно во мне усиливается.
Когда на следующий день я появляюсь в Зимнем дворце на аудиенции у Трепова, я ощущаю в себе решимость отклонить назначение на пост руководителя Петербургского охранного отделения даже под угрозой, что мне вообще придется покинуть Корпус жандармов. Хотя мне 44 года, но я не озабочен своим будущим. Небольшие средства, которыми я располагаю, предохраняют меня от нужды.
Трепов принял меня точно - секунда в секунду в назначенное время, в великолепном зале царского дворца, где в знак особой милости ему были отведены покои под квартиру, как и под ведомственное учреждение. Он говорил лаконично, языком приказа высшей военной власти - подчиненному.
Россия\Э^в мемуарах
– Мне нужен для руководства политической полицией способный офицер. Мне вас рекомендовали. Можете ли вы уже сегодня вступить в должность?
Теперь очередь была за мною. В результате долгого процесса углубления и размышления я ясно видел, что именно мне нужно сказать. Но до этого не дошло. Создавшейся ситуации, признаться, я не дорос: жандармский полковник из провинции, я стоял лицом к лицу в царском дворце с могущественным генералом Треповым, любимцем Царя. Он приказывал, - как можно было тут думать об отказе? Тщательно подготовленные мои соображения я не смел высказать. Все, что сконцентрировалось во мне в области возражений, свелось единственно только к вопросу Трепова, готов ли я уже «сегодня» вступить в должность.
– Сегодня, - сказал я, - совершенно невозможно. Я ведь должен сдать должность в Харькове, ликвидировать свое имущество, перевезти сюда семью.
– Сколько же времени вам для этого понадобится? Достаточно ли одной недели?
– По меньшей мере две.
Трепов секунду обдумывал.
– Итак, хорошо. Если только сможете, поспешите. Крайний срок - в этот же день через две недели.
Было уже поздно, но, придя несколько в себя, я счел нужным хоть некоторые мои сомнения изложить: Петербург мне совсем чуждая область, и, может быть, руководство охраной будет мне не по силам…
Трепов еле выслушивал меня.
– Я вам дам хорошего советника, - прервал
Удрученный, недовольный своим умением держаться, я вечером возвращался в Харьков. Будущее представлялось мне далеко не в розовом свете. Но сейчас уже все было решено. Нужно думать о том, как справиться с новыми задачами.
Две недели спустя, 17 февраля, я заявился на прием к Трепову. Он вновь меня принял немедленно. Как только я затворил за собой дверь, он в чрезвычайном возбуждении сказал мне:
– Мне только что телефонировали из Москвы, что убит Великий князь Сергей Александрович. Неизвестный бросил в него бомбу. Великий князь был разорван на части… Ужасная смерть…
РоссияКмемуарах
Трепова нельзя было узнать Глядя пред собой неподвижным взором, он непрестанно повторял: «Ужасно… ужасно…» Он был лично очень предан Великому князю, долгие годы под его началом служил в качестве офицера, а затем, когда Сергей был назначен генерал-губернатором Москвы, в качестве московского обер-полицмейстера. Жестокая смерть Великого князя была для него катастрофой, постигшей одного из близких людей.
И меня эта страшная весть также глубоко взволновала. Ко всему, что потрясало Россию уже в течение месяцев, ко всем массовым восстаниям, забастовкам, террористическим актам - ко всем этим безумным судорогам возбужденного народного организма - покушение на дядю Царя явилось как бы зловещим заключительным эффектом. Еще более тяжким и безумным, чем до сих пор, представлялось мне будущее. Как бы отвечая на мои мысли, Трепов сказал:
– Я узнал, что в Петербурге работает новая террористическая группа. Она недавно прибыла из-за границы. Ею подготовляются покушения на Великого князя Владимира, на меня и - кто знает - на кого еще. Слушайте, ваша первая задача - ликвидация этой группы. Не горюйте о том, что это нам дорого обойдется. Любой ценой схватите этих людей. Поняли? Любой ценой!
В Департаменте полиции, куда я пришел после приема у Трепова, я застал всеобщее смятение. За время моего следования в Департамент Трепов нанес туда короткий визит. Высшие чины Департамента передавали друг другу, что генерал-губернатор без доклада бурно ворвался в кабинет директора Лопухина, бросил ему в лицо одно слово «Убийца!» - и хлопнул за собою дверью. Трепов открыто бросил обвинение начальнику Департамента полиции в неудовлетворительной постановке охраны Великого князя. Ничего подобного не было еще в истории Департамента.
Вечером того же дня я вступил в должность. Петербургское охранное отделение занимало большой дом на Мойке. Я подымаюсь по лестнице и останавливаюсь в полном изумлении. В проходах снует масса народа. Кое-где дверь не закрыта. Я вхожу в комнату: за своим письменным столом сидит жандармский офицер, перед ним стоит какой-то человек в штатском. Жандармский офицер, уже осведомленный, кто я такой, приподымается с места и здоровается. Я спрашиваю, указывая на штатского:
– Кто этот человек? Арестованный?