Охваченные членством

Алмазов Борис Александрович

— Ты не расстраивайся! Я завтра специально старые штаны надену — мы этого Лексу так отметелим... Навеки отучится кулаки распускать! Все на нем порвем!

Я молчу. Ничего ему не говорю. Попробовал рукав — вроде крепко пришил. Мне, главное, до бабушки добраться! А она и пришьет как следует и ругать не будет!

— Пойдем, — говорю, — брючник!

Серега рыпнулся встать, а никак.

— Слушай, — говорит, — у меня ноги отнялись! Встать не могу!

— Да ты что! — Я его за руки схватил, потянул изо всех сил, он так — медленно-медленно

поднялся. Отлип!

Оказывается, он на здоровенном куске смолы сидел, она еще «битум» называется! Ею крыши смолят. И теперь у него сзади этого битума целая борода! Здоровенный кусок налип — чуть не сто килограммов.

— Ну все, — сказал Серега обреченно, — теперь мне никогда ни одной новой вещи как своих ушей не видать! Лучше бы мне их Лекса порвал! Тебе-то хорошо — пришил рукав и ничего не заметно! А как эту смолу выводить теперь! Брюки-то светло-серые, на них каждое пятнышко заметно...

Серега шел, понурившись, и слезы капали у него с носа, огромный ком смолы оттягивал брюки сзади, бил его под коленки, и Серега печально подпрыгивал.

— Оп-па! Оп-па! — ахнул дядя Толя, увидев Серегину печальную походочку. Он как раз у окошка сидел — чай пил. — Азия-Европа! Покупали патефон — оказалась... шляпа! Задумчивые брючки. Вот так посмотришь и задумаешься об жизни!

А когда за Серегой захлопнулась дверь парадной, подмигнул мне и сказал:

— И ведь что характерно! Совершенно то есть этих штанов не жалко! Очень воспитательные брючки оказались! В моральном плане! Настоящие задумчивые брючки. Посмотришь и задумаешься!

И дал мне большой кусок сахара.

«Натюрморд»

(Кошмар в двух частях)

Часть первая. Проблемы живописи

Нам по рисованию никогда еще уроков не задавали, а тут вдруг задали — нарисовать натюрморт. Ну, то есть чашку там или еще какую-нибудь посуду. Яблоки, фрукты... В общем, разные неодушевленные небольшие предметы.

— Но только помните! — сказал Василий Сергеевич. — Это не так просто, как кажется на первый взгляд. Предметы между собою должны быть связаны композиционно: то есть стоять не как попало, а так, чтобы все их достоинства были сразу видны. И тогда получится главное: смысл натюрморта... Чтобы сразу было видно, о чем нам эти предметы рассказывают.

Я пришел к Сереге с альбомом. Поставили мы на стол чайник заварочный, чашку и два яблока. Достали кисти, краски, в стаканы воду налили — кисточки мыть.

Но не такой человек Серега, чтобы спокойно за работу приняться. Только я карандашом набросок сделаю — он вскакивает и все переставляет: то чайник переставит, то чашки передвинет.

— Вот так лучше, вот так предметы виднее... Вот видишь, теперь они взаимодействуют!

— Да садись ты рисуй!

— Нет, брат! Натюрморт поставить — это почти что его нарисовать. Помнишь, как нам Василий

Сергеевич говорил. Вот яблоки, например, должны так лежать, чтобы их съесть хотелось, а из чашек чаю напиться...

— Знаешь что! — говорю я Сереге. — Если ты не прекратишь натюрморт курочить, я вообще уйду! Сиди тут один... Переставляй яблоки, как хочешь!

— Все-все-все!.. В последний раз! — Тут он опять все переставил и наконец-то сел рисовать.

Я старый набросок ластиком стер. Только начал новый делать — смотрю, а одно яблоко какое-то не такое. Взял я его в руки, а оно наполовину обкусанное! Глянул на Серегу— сидит жует!

— Ты что! — кричу я. — Зачем натюрморт съел?!

— Извини! — отвечает Серега. — Так яблочка захотелось...

— Обязательно из натюрморта надо тащить... Другого ты найти не мог?

— Вот именно, понимаешь, что не мог, — оправдывается Серега. — У нас, понимаешь, все яблоки в доме кончились. Эти два последние.

— Интересненько! — говорю. — Значит, я буду рисовать, а ты из натюрморта яблоки уминать! В одиночку! Втихаря!

— Ладно тебе, ладно... — говорит Серега. — Я же тебе половину оставил!

Съел я свою половину яблока. А оно маленькое — на один укус. Второе-то побольше. И так мне яблочка захотелось!

— Знаешь что, — говорю я Сереге. — Ну что тут одно яблоко затесалось — ни к селу ни к городу. Совершенно смысла нет. Давай его съедим, а сюда что-нибудь другое положим.

Серега сразу согласился. Мы второе яблоко съели и стали думать, что положить, чтобы натюрморт получился живописный и осмысленный притом.

Серега два пряника принес, но они нам по цвету не подошли, и мы их съели. И вообще: странное дело, пока пряники лежали на кухне, мы про них и не вспоминали, а как только собрались их нарисовать — так пряников захотелось, будто мы их сто лет не ели...

Конфеты нам тоже не подошли. В общем, мы их тоже съели. Потом, после конфет, нам чаю захотелось... Еще мы булку с вареньем ели...

— Нет! — говорит Серега решительно. — Нам так никогда натюрморт не закончить. Надо что-нибудь невкусное принести! — И притащил две луковицы.

Я говорю:

— Ну ты даешь! Теперь совсем бессмысленный натюрморт получается!

— Почему, очень даже осмысленный! А главное, его съесть не хочется... Хотя, вообще, если с хлебом и подсолнечным маслом...

— Погоди ты! — говорю. — Нам что Василий Сергеевич говорил: чтобы вещи были связаны между собой по смыслу. Когда были яблоки или там пряники с конфетами — получался чайный натюрморт!

— И теперь чайный! Чашки-то чайные!

— Что ж, по-твоему, чай с луковицами пьют?

— Да! — почесал в затылке Серега. — Что ж делать-то? Во! Придумал: давай яйцо в рюмочке поставим и ложечку положим — как будто к завтраку яйцо всмятку. Я их терпеть не могу, так что съесть не захочется...

— Как же мы яйцо красками будем рисовать — оно же белое!