Окаянь
Шрифт:
— Это теперь, Саша, уже всё равно. — Осокин тоже взял со стола кружку. — Стрелял ты или не стрелял. Нет, мы тебе, Саш, конечно, верим. Но Голубчик прав. И отмазать тебя уже никому не получится. Даже Глебу. Да и не станет он с полицаями ссориться. Себе дороже.
— Глебу не до него, — Жагрин шумно отхлебнул из кружки. — У него сейчас своих забот по горло. Сейчас расскажу. А пока ознакомься, Александр. Специально распечатал, чтобы вопросов не возникало, — бригадир достал из кармана телогрейки сложенный лист бумаги. Протянул Зотагину.
Осокин
Первое, что увидел Зотагин была его фотография. Размером на половину листа. Над ней было написано: “РАЗЫСКИВАЕТСЯ ОСОБО ОПАСНЫЙ ПРЕСТУПНИК!”. Большими красными буквами. Ниже помельче, на английском “Wanted!”. Под снимком говорилось, что Зотагин Александр Сергеевич, такого-то года рождения, постоянного места жительства не имеет, водитель частного извоза, разыскивается за преднамеренное убийство офицера Гвардии Сибирской Республики.
— Дай-ка посмотреть! — протянул руку Голубчик.
Зотагин протянул ему листок. Сергей сравнил фотографию на распечатке с оригиналом.
— Похож! — заключил он. — Только… Ты, Саня, здесь какой-то слишком серьёзный. Куража не наблюдаю. На такие дела без куража не ходят. Но похож. Как две капли воды. Вылитый убивец! Пробу ставить негде!
— Хорош издеваться! — Зотагин попытался выхватить ориентировку из рук Голубчика.
— Да подожди ты! — отстранился тот. — Я не издеваюсь. Я, наоборот, помочь тебе, дураку, хочу.
— И как же ты ему помогать собрался? — вступился за Зотагина Осокин.
— В любой ориентировке есть подсказка. Кого в околоток тащить надо. Приметы подозреваемого, называется. Или объявленного в розыск, как в нашем случае. Удивительно, что я это тебе, уголовнику со стажем, сейчас объясняю! — вскользь попенял он Леониду. — А по приметам у нас вот что… Рост средний, телосложение нормальное, без особенностей. Не калека, в общем. На вид тридцать – тридцать пять лет. Жалко парнишку. Молоденький ведь совсем, — притворно вздохнул Голубчик, окинув Зотагина оценивающим взглядом. — Ладно, так и оставим. Хотя рюкзак отрастить тебе тоже не мешало бы, — похлопал он по своему животу. — Сразу другой вид будет. Это на будущее. А пока имеем, что имеем. Дальше… Дальше у нас морда лица…
— Эй, поосторожней на поворотах! — предупредил Зотагин. — А то я тебе тоже лицо в морду могу переделать!
Осокин фыркнул. Жагрин, прихлёбывая из кружки чай, молча наблюдал за происходящим.
— Тут пишут, что лицо у тебя, Саня, овальное, — не обратив внимания на угрозу, продолжил Голубчик. — Волосы тёмно-русые средней длины. Будто их покрасить нельзя, — хмыкнул он. — Или вообще, сбрить. Лоб высокий. Тогда лучше сбрить. Чтобы скрыть твою высоколобость. Мыслитель хренов. С пистолетом… Глаза серые, нос прямой, губы тонкие… В общем есть над чем поработать! —заключил Голубчик. — При желании можешь стать другим человеком. И даже документы новые себе выправить. Были бы деньги. Ого!
— Что там ещё? — насторожился Зотагин.
— Деньги! — ответил Голубчик. — Которые
— Водилы не сдадут. — возразил тот — Даже за большие деньги! Мы своих не выдаём. Хотя… какой я теперь водила! Без «Петрухи»! Помер Лешак! Сдох! — Зотагин в сердцах скомкал бумагу и швырнул к печке.
— Эта инфа наверняка сейчас на всех государевых сайтах висит. — предположил Осокин. — Не водители, так другие охотники до денег найдутся. Хотя, лично я и шоферов со счетов бы не сбрасывал. Уверен, что за всех говорить можешь?
Зотагин в ответ неопределённо пожал плечами.
— Правильно. Не можешь, — заметил Осокин. — Все люди разные. И водилы твои в том числе. А у Глеба что за проблемы, Иваныч? — напомнил он.
— У него жену готовят к экстрадиции. В Штаты, — сказал Жагрин.
— Анастасию? — удивился Осокин.
— Другой, насколько я знаю, у него нет!
— Китайцы? — не поверил Голубчик. — Они же своих граждан принципиально никому не выдают! Тем более Штатам! А Глеб с Настасьей давно уже китайское гражданство получили. Настоящие китайцы, хоть и сибиряки. Неужели я что-то пропустил, и чайники с матрасниками перестали друг друга по тихушному шпынять и настолько задружились, что забыли о принципах?
— Китайцы тут ни при чём. Настя сама виновата. В Австралии её Интерпол взял.
— А чего она там забыла? В Австралии этой? — опять удивился Осокин.
— И там кого-то грохнула, неужто не ясно! — бросил Зотагин.
— На Большой барьерный риф она туда полетела, — не обратив внимания на злую реплику Зотагина, пояснил Жагрин. — Дайвингом она увлекается. Давно. Жить без него не может. Там её и взяли. Обвиняют в терроризме. В убийстве американского подданого.
Голубчик присвистнул.
— Доигралась! Карга? — уточнил Зотагин.
— Откуда я знаю, Карга или ещё что, — пожал плечами Жагрин. — Мне не доложили. — Но похоже, что она. Карга.
— Удивляет, что американцы об этом не кричали, — задумчиво сказал Леонид. — Обычно они из каждого пука шоу делают, а тут словно воды в рот набрали. И откуда узнали, что Настасья среди исполнителей была?
— Выпотрошили кого-то, — ответил Голубчик. — Она ведь не одна там была. Вот кого-то поймали и выпотрошили.
Он, как и все здесь, подробности о случившемся в Карге знал от Зотагина.
— Следствие велось в закрытом режиме по договорённости сторон, — сказал Жагрин. — В Америке считали, что этот террористический акт был подготовлен не без участия Китая. Китайцы, понятно, всё отрицали и пошли на соглашение, чтобы не обострять и без того напряжённые отношения со Штатами, — Жагрин поставил на стол пустую кружку. — Это уже потом Глеб Львовичу поплакался. От него, от Львовича, и я эти тонкости узнал
— Не удивительно, — сказал Леонид. — Они давно из-за нас по-тихому дерутся. И тем, и другим Дальний Восток с Сибирью нужны.