Окаянный груз
Шрифт:
Меченый упал на одно колено.
Щелкнула тетива, и бельт с глухим чпоканьем вошел Кумпяку в глаз.
Пан Войцек прыгнул с корточек, распрямляясь не хуже той же тетивы, и в полете пнул чародейского подручного в середину груди.
– Где? Где Мржек?!! – достиг ушей Ендрека его исполненный разочарования крик.
– Ушел… Вот сука такая… – протянул Гапей, прилаживая к арбалету «козью ногу».
Студиозус увидел, как пан Юржик вцепился в край его рамы двумя руками и, упершись в край стола, качнул ее на себя.
Хмыз
– Что ж ты творишь, балбес! – Бутля не устоял на ногах, когда освобожденная рама вместе с привязанным Ендреком навалилась на него сверху.
Они рухнули разом.
Студиозус близко-близко различил выпученные глаза шляхтича и распяленный криком рот:
– А, растудыть твою, Хмыз!
– Быстрее! – это уже голос сотника.
Сильные руки, кажется, это были Хватан и Хмыз, подняли раму.
Стонущий пан Юржик перевернулся на живот.
С веселым вжиканьем сабля Хватана перерубила связывающие медикуса ремни.
– Учись, студиозус, дрын мне в коленку!
Ендрек не успел ни поблагодарить, ни даже оглядеться. Его подхватили под руки и потащили по полутемным коридорам. Где-то в стороне слышалось звяканье железа о железо.
– Не печалься, пан сотник, – обернулся Хватан к прикрывавшему отход Войцеку. – Кто ж знал про дверь потайную?
– Ничего, я его еще достану…
– Сзади!!! – Снова щелкнул арбалет Тыковки.
– Скорей, скорей, вражина… – Пан Юржик, прихрамывая, подгонял Хмыза, волокущего Ендрека.
– Ты того… извиняй… – пробурчал гусар в седые усы.
– Быстрее, лежебоки! – Меченый немного приотстал. Туда же кинулся и Хватан. Послышался звон клинков и хрип.
– Живее давай, – зудел, словно назойливый овод, пан Бутля. – Живее!
– Эх, будь что будет… – Хмыз немного присел, подхватил студиозуса на плечи. Как мешок с редькой. Ендрек уткнулся носом в прожженную дыру на жаке, закашлялся и попытался отвернуться. – Лежи, лежи, олух…
– Спасибо, – через кашель смог выдавить парень.
– Не за что, – неласково буркнул в ответ гусар. – Ты на что рассчитывал? Порубежники своих не бросают!
Внезапно коридоры кончились. В лицо дохнул свежий ночной ветерок. Ендрек охнул и потерял сознание.
Глава пятая,
из которой читатель узнает, что красть коней нехорошо и эта привычка может привести к плачевным результатам, а лгать толпе и перевирать правду в Сенате – занятие очень даже полезное и существенно повышает шансы претендента на трон
Трясло безбожно.
Ендрек открыл глаза и увидел над собой синее, как цветущее поле льна, небо. Редкие облачка бежали в вышине, подгоняемые ветром. Одно похоже на толстого, неуклюжего медвежонка, а второе на худющего, поджарого пса из тех, которые один на один не боятся матерого волка. Пес гнался
Что ж за тряска?
Студиозус повел глазами вправо, влево и тут лишь сообразил, где находится. Темные кроны ясеней убегали назад по обе стороны от дороги, а прямо над головой скалилась серая с лысиной морда коня.
– Оклемался! Глазами моргает! – донесся довольный голос.
Юржик Бутля?
Точно. Он.
Ендрек вспомнил события прошлой ночи, нащупал руками дерюжные мешки под спиной и задом, плащ, которым его накрыли малолужичане. Попытался сесть.
– Лежи уж. – Пан Юржик нагнулся с седла. – Ты как?
– Да ничего… вроде, – ответил медикус.
По другую сторону от телеги фыркнул вороной жеребец Меченого.
– И как тебя угораздило, парень, а?
Ендрек пожал плечами.
Что скажешь?
Думал удрать, опередить и выдать приближение отряда Войцека сторонникам Жигомонта. Если называть вещи своими именами, предал. А они выручили, когда беглец-неудачник сам попал в переделку, из которой и не надеялся живым выйти.
Что ответишь?
– Чего в лес понесло на ночь глядя? – удивленно проговорил Юржик. – К лешачихе свататься?
Студиозуса аж передернуло при воспоминании о водяницах. Их воняющих псиной, заросших шерстью грудях, цепких, словно стальные клещи, пальцах. Он хотел сказать: «Нет, не к ним», но телегу подбросило на очередном ухабе, и Ендрек клацнул зубами, прикусив язык. Скривился, едва не взвизгнул.
– Ладно уж, – махнул рукой Войцек, – лежи. В дороге не поболтаешь. А останавливаться нельзя. Могут гнаться.
Он толкнул коня шпорой и обогнал повозку.
Ендрек упрямо скинул плащ и попытался сесть. И так хлопот доставил своим побегом, нечего еще выпрашивать заботу, как за младенцем.
Сесть удалось не с первого раза. На ноги навалилось что-то тяжелое. На его вопросительный взгляд пан Юржик коротко бросил:
– Шилодзюб. И Пиндюр.
– Что?
– Что слышал. Пиндюра из арбалета свалили, когда сматывались уже. А Шилодзюба саблей распластали. Еще в замке. Эх, парень… Спустить бы тебе штаны да ремнем, ремнем!
– Как же так?! – Ендрек схватился за голову. – Из-за меня?
– А то из-за кого? Хмызу плечо ожгли. Граю руку оцарапали, но то ерунда. А пану Стадзику бельт вскользь головы прошел – кровищи натекло… Да и у меня все болит. Задом седла коснуться боязно.
– Как же так?! – повторил медикус. – Погибли…
Сознание отказывалось принимать услышанное. Хитро щурившийся, хоть надо, хоть не надо, Шилодзюб – один из трех мародеров-простофиль, мечтавший скорее заслужить прощение и вернуться в родное село Пиндюр. Ендрек как наяву увидел его льняной засаленный волос, косивший в сторону глаз и обгоревший на солнце, блестящий нос.