Океан в центре радуги

xenia.

– Сладкая. – Майк проводит языком по завитку моего уха.

– Отпусти. – мне становится страшно. И я не принимала таблетки.

– Нас никто не увидит. – теперь я чувствую его руку на своей попе. Секунду погодя он сжимает ладонь. – Ну же, Мия. Я слышал, что ты многим…

– Какого черта?! – за спиной я слышу голос Шона. – Мия?

Майк отпускает меня, я разворачиваюсь и оказываюсь лицом к лицу с братом. На его лице читается удивление, смешанное со злостью. Чертов Майк.

– Ты опять за старое?! – Шон хватает

меня за ворот рубашки и отводит в сторону. – Зачем ты делаешь это? Ты можешь лезть к другим парням? Не к моим друзьям!

– Шон… - я хочу все объяснить, но получается, как и всегда. Он не слушает меня. Ни разу не выслушал.

– Заткнись. Я больше не хочу слышать твоих тупых отмазок. – он отпускает ворот моей рубашки и отходит назад. – Шлюха.

После этого Шон разворачивается и исчезает в толпе пьяных ребят, которые весело проводят время, даже не подозревая о том, что сейчас произошло. А произошло вот что: Шон окончательно разбил меня…

– Аделаида делала тебе больно? – Нил закидывает ногу на ногу.

– Больно? Физически? – его вопрос заставляет меня улыбнуться, потому что звучит очень нелепо. – Нет.

– Меня радует твой позитивный настрой. – на его лице тоже появляется улыбка. – Но я говорил вовсе не о физической боли, Мия. Я психотерапевт, а не физио, поэтому твои внешние болячки меня не интересуют. И я повторю свой вопрос: Аделаида делала тебе больно?

– Я не понимаю вопроса.

– Хорошо. – мужчина вздыхает. – Она делала что-то, что доставляло тебе жуткий дискомфорт, противоречило твоим нормам?

– Вы что думаете, что это я убила ее? – я начинаю злиться.

– Это ты так подумала, Мия, не я. Значит, если бы она заставила тебя чувствовать себя некомфортно, ты бы ее убила? Для тебя этого достаточно?

– Хватит. – я мотаю головой, пытаясь избавиться ото всех мыслей. – Я не делала этого. Я не могла. Дели была моей лучшей подругой.

– Все в порядке. – Нил дотрагивается до моей руки, и я замираю. – В порядке? – он глядит в мои глаза, внушая уверенность.

– Да. – я снова откидываюсь на спинку кресла, расслабляясь.

– И все-таки, Аделаида не всегда была ангелом, так?

– Все мы порой демоны. – я отвожу взгляд к окну, где видны десятки сосен. – И Дели не исключение.

– И в чем заключается ее демонизм? – боковым зрением я вижу, что Нил не отрывает от меня глаз.

– Она была сущим дьяволом…

… - Я тебе точно говорю, она самая тупая девчонка на нашем курсе. – Дели громко смеется, когда мы заходим в женский туалет колледжа. – Я еще никогда не видела настолько тупых куриц. – девушка останавливается перед зеркалом и достает из сумочки помаду вишневого цвета.

– И почему она… - я хочу договорить, но подруга поднимает указательный палец вверх, заставляя меня замолчать.

– Здесь кто-то есть.

Мы

замолкаем, и в абсолютной тишине слышны всхлипы. Кто-то плачет за дверью одной из кабинок. Аделаида всегда отличалась беспардонностью, поэтому она резко толкает дверцу кабинки, и мы видим плачущую Габи на унитазе. Девушка вытирает слезы длинными рукавами своей бесформенной толстовки, в которой ходит в колледж невесть сколько времени. В ее глазах появляется ужас, когда она понимает, что перед ней стоит Дели. Виновница всех ее проблем.

– Ты что здесь делаешь? – тут же набрасывается Дели на бедную Габи.

– Это… - она начинает заикаться. – Это общественный туалет.

– Неужели? – блондинка усмехается. – Пошла вон отсюда, мымра. Проваливай!

– Нет. – еле слышно произносит Габи, что еще больше злит Аделаиду.

– Ты плохо соображаешь? Ах, дауну тяжело думается. – подруга качает головой. – Но мне тебя ничуть не жаль. – в ее голосе слышится столько ненависти и презрения, сколько я никогда и ни от кого не слышала. – Сдохни уже, наконец.

Я смотрю на Габи, которая все еще с испугом глядит на Аделаиду. Мне и самой становится страшно. Дели никогда не была такой грубой. Конечно, она частенько задевала Габи, но никогда не желала ей смерти. По крайней мере, в моем присутствии.

– Я ненавижу тебя, Аделаида Патерсон. Ты умрешь в жутких мучениях. В собственном море крови.

Это были последние слова, перед тем как Габриэла Норман вскрыла себе вены лезвием. Я смотрю на ручьи крови, что стекают по ее ладоням на грязный пол женского туалета, и не могу пошевелиться. Все происходит словно в замедленной съемке. Тело Габи медленно съезжает на пол, а мгновение спустя уже лежит на полу в луже крови.

– Дели, - я наконец обретаю дар речи. – Скорая. Мы должны помочь…

– Заткнись, Мия. – подруга впечатывает меня в стену, и я смотрю в ее испуганные глаза. Она вся дрожит. – Мы ничего не будем делать. Ее найдет кто-то другой. Ей помогут. Девчонку спасут.

– А мы…

– Нет. – Дели судорожно качает головой. – Нас упекут за решетку, Мия. Никто не будет разбираться.

Я бросаю взгляд на бледное тело Габи, которая все еще истекает кровью. И все-таки поддаюсь уговорам Аделаиды и выхожу вместе с ней из туалета.

Проходит час. Два. Три. И только через семь часов мы узнаем, что Габриэла Норман скончалась на полу женского туалета от большой кровопотери. Это было самоубийство…

… - Как ты считаешь, насколько жестоким был тот поступок? По шкале от 1 до 10? – спрашивает Нил после мучительного рассказа. Я поворачиваю голову и смотрю в его глаза. Странно, но на его лице нет ни капли отвращения или презрения. После этой истории он все еще хочет говорить со мной.

– 11. Мы не должны были оставлять ее. Нужно было позвонить в Скорую. Мы бы стали ее. Габи была бы жива.