Океан. Выпуск одиннадцатый
Шрифт:
Капитан выдохнул облачко дыма, снисходительно, как бы прощая назойливость, похлопал Соколова по плечу:
— Я видов похлеще этого насмотрелся. Был бы тут мир, может быть, и отдохнул бы глазом на этой равнине. А сейчас… Не нравится мне тишь, гладь да божья благодать. Не нравится…
Помполит отправился на крыло мостика, обращенное к восходящему солнцу, и стал рядом с наблюдателем, обозревавшим свой сектор горизонта так же бесстрастно, как рулевой картушку компаса. Снова стал смотреть на переливы, пробегавшие по поверхности океана. «Словно цвета побежалости на металле», — явилось сравнение из прошлой, заводской
Действительно, кто он здесь, О. К. Соколов? Не моряк, не солдат. Круг обязанностей и широк и… неопределенен. Но ведь он не напрашивался на «Ангару»! Тянул лямку в заводском парткоме, смирившись с тем, что в армию не возьмут ни добровольцем, ни по мобилизации. Негоден даже к нестроевой службе. Но вызвали однажды в горком, без всяких предисловий объявили:
— Пойдешь на «Ангару» помполитом. С пароходством вопрос согласован. Работа партийная. Опыт у тебя есть. Сориентируешься на месте. Капитан, говорят, человек известный. Правда, нездешний — ленинградец. Рябов. Месяц, как из блокады. Команда? Иди в пароходство, вместе с капитаном будешь принимать народ.
Шел он тогда по набережной, а по проезжей части, не очень-то соблюдая строй, двигалась рота красноармейцев, без оружия, в тощих шинелишках, в обмотках, по виду — выздоравливающие. Подумал: «Бог ты мой, сколько же их там под пулями ложится, если волна госпиталей докатилась аж сюда, до самого восточного края нашей земли!»
У пароходства красноармейцы остановились.
— Рота для пополнения экипажей судов торгового флота прибыла, — откозырял командир и сделал несколько шагов в сторону, чтобы не мешать пароходскому начальству, поджидавшему пополнение на улице, рассмотреть будущих своих матросов.
Олег Константинович знал в лицо только Афанасьева, уполномоченного Государственного Комитета Обороны по Дальнему Востоку. С нотками смущения в голосе тот обратился к высокому тощему («Китель висит, как на швабре», — подумал Соколов) капитану:
— Николай Федорович, вам первому выходить, вам первому и кадры в руки. Выбирайте. Э-э-э… да что тут выбирать… Лейтенант, отсчитайте десять человек для «Ангары».
— Первый взвод, внимание! Первое отделение — два шага вперед!
Рябов осторожно, словно бы нащупывая ступени плохо гнущимися ногами, сошел к солдатам, тихо, ни к кому в отдельности не обращаясь, спросил:
— Бывшие матросы есть? Молчание.
— Кочегары?.. Мотористы?.. Плотники, слесари?.. Плавать хоть кто-нибудь умеет?! — сорвался на фальцет его голос.
Лишь двое нерешительно подняли руки.
— Ничего, Николай Федорович, у тебя ведь две полные вахты есть и комсостав кадровый, — успокоил Афанасьев. — В ходе рейса и этих подучишь.
Только потом Олег Константинович сообразил, какую тактическую ошибку совершил, решив именно в этот момент подойти к Рябову.
— Разрешите представиться, я к вам тоже, помполитом, то есть первым помощником.
Надежда мелькнула в глазах капитана:
— Кадровый?
— Нет, инженер-металлист.
— Ну вот и комсостав… —
Нужно было тогда, конечно, не добавлять и свою ложку дегтя. Прийти на судно попозже, когда у капитана улягутся первые впечатления от пополнения.
А наблюдатель продолжал внимательнейшим образом обследовать горизонт — пустынный, как час назад, как вчера, позавчера. Невдалеке, по борту, вдруг высунулась из воды усатая любопытная морда и неслышно, без всплеска исчезла. Потом сразу несколько усатых пловцов уставились на пароход.
— Сивуч играет. Ишь морда смеется! — воскликнул наблюдатель. — Теперь не отстанут. Любознательный народ.
Очень хотелось Соколову попросить бинокль, чтобы получше разглядеть, как это улыбаются добродушные морские звери. Но наблюдатель снова нацелил окуляры на пустынный горизонт. А стая сивучей, привлеченная шумом винта, резвилась почти рядом с пароходом. Они по-дельфиньи выбрасывали из воды лоснящиеся тела и плыли с той же скоростью, что «Ангара».
Солнце, стремительно вырвавшееся из-за горизонта, как бы замедлило свое движение в небе. Новое утро судового дня разворачивалось неспешно, точно так же, как вчера, потому что погода была такой же, как вчера, и океан спокойный, как вчера. Вахтенный штурман «взял солнце», определил место судна и теперь монотонно вышагивал по рубке от двери до двери. Пока делать нечего.
В 7.30 на корму проследовала кочегар второго класса Марья Ковалик. Она была в туго облегавшей маечке (а свежо, даже в кителе зябко на мостике), в сатиновых шароварах и в балетках. На корме, под пожарной принадлежностью, развешанной на красной доске, имелся ящик с песком, а в нем лежали две пудовые гири. Марья, какой бы ни была погода, на удивление мужской части команды, каждое утро подкидывала эти гири сперва правой, потом левой рукой раз по шесть — восемь, но на спор могла выжать и десять раз. Лишь матрос второго класса Шевелев мог ее перещеголять, и то правой рукой, потому что левая еще не восстановилась полностью после ранения.
Матрос Шевелев нес свернутый флаг, для того чтобы поднять его на грот-мачте в 8.00. Он задержался возле Марьи, в который раз дивясь, как непринужденно эта деваха подкидывает раз за разом гирю.
— И на что ты, Марья, сверх меры развиваешь плечевой пояс? Ты ж гармонию женской красоты разрушишь.
Марья в сердцах грохнула гирей о палубу:
— А в кочегарке вахтить, каждый день в черную негру превращаться — это что, гармония? Вот покидаю гирьку — и грабаркой потом шуровать легче. Тебя ж, раненого воина, к топке не пошлешь. Там обе руки надо.
— Да я тебя даже левой во как подниму! — стал любезничать матрос Шевелев.
— Ну-ну… Вот еще и против таких хватких мускул тренирую, — парировала Марья.
Тем временем на ют спустилась большая птица, вперевалку зашагала на перепончатых лапах, загородила путь к грот-мачте. Матрос Шевелев приблизился к ней, но птица замахала крыльями, словно гусь, воинственно раскрыла широкий клюв и заставила Шевелева отступить. Однако флаг поднимать надо было.
Марья снова грохнула гирей о палубу, схватила швабру, проехалась по поводу храбрости аники-воина, отогнала птицу и сдерживала ее на расстоянии, пока матрос закрепил и поднял флаг.