Океан. Выпуск восьмой
Шрифт:
— А это кто такой? — спросил Щукарев. Он не любил идей, спущенных сверху.
Радько удивленно поднял брови, вслед за ними на лоб начали вскарабкиваться и очки.
— Как это кто такой? Начальник штаба флота.
— Так бы и сказал — начштаба флота… А то Георгий Сергеевич! Тоже мне, приятель. Мне положено знать начальство по званию и по фамилии. — Неподдельное удивление Радько задело Щукарева, и он зло подумал: «Ишь ты, щелкопер. «Георгий Сергеевич»…» А вслух буркнул: — Что за идея?
Радько достал из папки конверт и передал его Щукареву.
— Я пойду в море на двести семьдесят четвертой в роли посредника
Щукарев расхохотался:
— Он вам покажет экзамен… О-хо-о-о-хо! Такие пируэты начнет выписывать — заикой станешь. Поверьте моим словам! Он же шалый.
— Ну, если надумает чудить, то никогда не поздно отменить вводную, и Логинов снова вступит в свои командирские права. Вдвоем уж как-нибудь с одним Березиным справимся. Но проверить его в сложном деле надо. Только после этого можно принимать окончательное решение.
— Смотрите, Валентин Иванович, сами, как оно лучше. Начальству с горы всегда виднее. Вы до завтра у нас останетесь или к себе отправитесь?
— Что я буду туда-сюда мотаться? Переночую у вас в гостинице.
— Ну, ну… — Щукарев пожал радьковскую руку и остался стоять у стола, до двери провожать не пошел: не велика птица… И про коньяк тоже напоминать не стал.
Как только за Радько закрылась дверь, он снял телефонную трубку, приказал дежурному по бригаде разыскать Логинова и немедленно прислать к нему. Срочно!
Да, задал задачу товарищ Радько! Правда, такой экзамен для Березина, с одной стороны, хорошо. Комбриг противолодочников Голубев — мужик хваткий, на мякине его не проведешь и просто так через его рубеж в бухту Багренцовую не прорвешься. Для этого одних теорий статистических решений и методов моделирования случайных величин (тьфу, черт, запомнится же такой бред!) маловато. Надобно опыт иметь соответствующий, хорошо знать нашу земную технику, а не эти эмпиреи. Значит, «академик», возможно, сломает себе шею и с назначением можно будет малость погодить, а там чуть попозже сплавить его на новостроящуюся лодку… Вот так-то.
Это с одной стороны. А с другой — вдруг чего-нибудь этот самый «академик» напортачит? Правда, на лодке фактически командиром останется Логинов, он не допустит до греха, но… Но и он в последнее время что-то чересчур уж стал увлекаться экспериментами: то с сумасшедшими дифферентами плавает под водой, чуть ли не на попа становится, то проводит какие-то дурацкие опыты с отрицательной плавучестью. И на него перекинулась бацилла новаторства от этого чертового «академика»…
И что-то вдруг заныло сердце Щукарева в недобром предчувствии, в самые тайные глубины души проникло черное, щемящее беспокойство. «Нет, — твердо решил Щукарев, — сам пойду в море обеспечивающим. Так будет спокойней…» От принятого решения боль, причиняемая занозой, стала полегче.
Постучавшись, в кабинет вошел Логинов. Щукарев взглянул на его отутюженные до остроты бритвы брюки, сияющие ботинки, затем посмотрел на свои, заляпанные грязью, и спросил:
— Ты ко мне сейчас откуда?
— С
— Тогда поделись секретом: как ты умудряешься в этакую грязищу и слякоть ходить, не вывозив ног? Летаешь ты, что ли?
— Никакого секрета нет, Юрий Захарович. Я просто, когда прихожу в казарму, первым делом иду к дежурному и привожу себя в порядок.
— Десять раз в день туда-сюда ходишь и десять раз чистишься?
— Десять раз чищусь.
— А на лодке как? Ведь туда ты тоже по грязи идешь.
— И на лодке тоже чищусь. У нас в ограждении рубки специально ящик со щетками, бархоткой, гуталином стоит. В лодку с грязными ногами не пускаем.
— И давно это ты завел?
— Да вот уже года два, с тех пор как у нас тут все перекопали, грязь развели.
— А чего же я у тебя этих порядков не видел?
— Не будешь же комбрига заставлять чистить обувь, прежде чем в лодку пустить. Поэтому вы и не замечали.
— Да-а-а… Это, часом, уж не «академика» ли твоего нововведение?
— Нет, Юрий Захарович, он тут ни при чем. — И Логинов улыбнулся, подумав, что, скажи он «да» — и комбриг тут же сказал бы: «Вот видишь, до чего все эти дурацкие эмпиреи доводят…»
Это словечко полюбилось Щукареву, он его то ли где-то услышал, то ли вычитал, но что оно обозначало, точно не знал. Однако в памяти его оно запало как обозначающее что-то заумное и пустое.
— Я вот чего пригласил тебя, Николай Филиппович. Завтра у нас торжественный подъем флага, надо, чтобы увольняющиеся в запас моряки последний раз поприсутствовали на нем, простились с лодками. Не будем нарушать традиции. Да ты чего стоишь? Садись. Так вот, завтра после подъема флага твоя лодка пойдет на совместные учения с ОВРом. Корабли противолодочников будут перекрывать вход в Багренцовую бухту, а ваша задача — прорвать рубеж, пройти в нее и заминировать Порт-Счастливый. Ну, это у нас есть в месячном плане, и ты все знаешь. Но дело не только в этом. — Щукарев наклонился над столом, утопил свое лицо в ладонищах, потер ими лицо несколько раз вверх-вниз, будто снимая с него усталость, и вновь уперся взглядом в Логинова. — Ну, вот что, я выдам тебе сейчас служебную тайну, а ты, сам понимаешь, никому ни гугу… Понял?
Логинов молча пожал плечами: сами, мол, знаете, могила…
— С тобой на лодке посредником пойдет Радько. Из отдела кадров флота. В исходной точке он вручит тебе вводную, по которой ты будешь «убит», а лодкой командовать в дальнейшем будет Березин. Ты понял?
— Понять-то я понял, но не ясно одно: зачем это нужно?
— Затем, что есть мысль назначить тебя начальником штаба нашей бригады. А Березин, естественно, планируется на твое место.
— А как же Валерий Васильевич?
— Что Валерий Васильевич? Он уже, к сожалению, не жилец, проложил курс в кущи небесные.
Помолчали.
— Вот ведь ходит-бродит человек, здоровый, никаких тебе хвороб, болячек, и вдруг — раз! И конец! — Щукарев сокрушенно помотал головой. — В госпиталь-то когда ложился, зашел ко мне и говорит: «Это, Юрий Захарович, так, пустяки. Через пару недель выпишусь…» Вот тебе и выписался.
— Да, жалко человека. Хороший мужик был, добрый…
Щукарев хмыкнул:
— Ты это как, из приличия? О покойниках не принято говорить плохо?
— Нет, почему же, я искренне.
— А ты забыл, как он тебе в прошлом году нафитилял?