Океан
Шрифт:
– Ты же знаком с ней с детства. Ты должен знать, о ком они! У нее кто-то умер? – крикнул я в ответ.
– Я понятия не имею! Она всегда все скрывает! Я не знаю! Какие еще, к черту, стихи?
И я бросил ему в руки тетрадь. Клем ловко поймал ее и открыл. Я подошел к парню и тоже уставился на странные строки. От дождя страницы стали намокать, а цветы и слова, написанные чернилами, – расплываться, как слезы на лице. Клем быстро закрыл тетрадь и, натянув капюшон, позвал меня в машину.
Оказавшись в сухом и теплом салоне автомобиля,
– Ну так что? Ты знаешь, о ком она пишет? – не мог угомониться я.
– Нет, – ответил Клемент, заводя машину.
– Не ври.
– Я не вру, – холодно сказал он, даже не взглянув в мою сторону.
– Но ты знаешь!
– Слушай, если тебе так это интересно, возьми и спроси ее сам. Лично мне оно вообще не нужно! – раздраженно ответил парень.
Я замолчал. В тишине мы ехали примерно пятнадцать минут. Я смотрел на пролетающие мимо деревья, молнию, то и дело появляющуюся на горизонте, и капли дождя, стекающие по окнам машины.
– За что она тебя ударила? – вдруг спросил Клемент, все так же уставившись на дорогу.
– Не знаю.
– Да ладно тебе, скажи.
– Честно не знаю, – озадаченно ответил я.
И мы продолжили ехать в тишине.
10
Карусель
– Либо ты ешь, либо сегодня сидишь дома! И никаких друзей! – строго проговорила моя матушка.
Я отодвинул тарелку с «органической едой» и устало взглянул на нее.
– Мам. Ты сейчас серьезно? – спокойно проговорил я. Даже не кричал от возмущения. Это был шок. Мне уже исполнилось семнадцать лет, а она смеет заставлять меня есть. Простите, но это уже слишком.
– Да, серьезно. И не вздумай со мной спорить. Просто взгляни на себя. Синяки под глазами, болезненная бледность, даже твои сладенькие щечки пропали… – Она чуть не плача сказала это. «Сладенькие щечки». Меня сейчас стошнит. Эти мерзкие жирненькие щечки не давали мне ощущать свою величественную красоту в полной мере. Да, это я сейчас серьезно сказал.
Решил не спорить с матерью и спокойно доел. На меня напала жуткая апатия. Не знаю почему, но чувствовал я себя ужасно. Всеми забытый, никому не нужный. Бесит это чувство.
Я встал из-за стола и отправился в свою комнату. Разделся, лег на кровать, закутался в одеяло, как гусеница в кокон.
«Я жирная тупая гусеница», – пронеслись слова в голове. Какой же идиот. Сам смеюсь над своими тупыми шутками.
Внезапно в комнату вошла мама. Я повернулся к окну и сделал вид, что сплю.
– Почему бы тебе не пойти погулять? Океан, ты так давно не выходил из дома, это может плохо на тебя повлиять, понимаешь, – сказала она, стоя около моей книжной полки.
– Не хочу… – лениво произнес я.
– Сейчас же встал и пошел гулять! – Ее тон повысился, что заставило меня вздрогнуть.
Я вновь устало вздохнул и, встав с кровати, начал
– Нельзя быть таким занудой. Тебе всего семнадцать лет, прекрати страдать без причины. Жизнь прекрасна, цени каждый момент, и тогда у тебя не будет повода грустить. Надумал он себе проблем, – проворчала мама и буквально исчезла из комнаты, когда я повернулся, чтобы ответить ей.
Взяв ключи и мобильник с полки, вышел из дома и на велике поехал в магазин. Красочные полки с вредной едой сразу же пленили меня, и я купил пачку чипсов и энергетики.
Затем направился на детскую площадку недалеко от дома Клемента. Не знаю, как так получилось, но мы не общались уже две недели с того дня, что провели в доме Нико. Мне не хотелось вспоминать ту ситуацию. Но множество вопросов до сих пор мучило меня.
Сидя на карусели, я размышлял о жизни. Хотя нет. Я просто жрал и пялился в небо. Оно сегодня такое пасмурное, серое. И вообще достаточно прохладно. На детской площадке ни души. Я взял наушники, включил на полную громкость любимую музыку. My Chemical Romance, RHCP, Nirvana, Gorillaz, Xiu Xiu… До чего же хорошо иногда просто вот так чиллить и ни о чем не думать.
Внезапно я почувствовал, что карусель тронулась и начала крутиться, причем с огромной скоростью. Меня это напугало. Я быстро открыл глаза. Леа сидела напротив и с интересом рассматривала меня огромными глазами цвета неба и льда. Клянусь всей красотой природы, ее глаза обладали самым холодным оттенком в мире.
На ней были надеты платье, куртка (которую я уже видел на Нико) и грязные ботинки. Бомж. Наверняка она опять копалась в саду с цветами.
Зато от нее приятно пахло духами с нотками ванили и белого персика, и ее глаза были накрашены. Мне нравится замечать такие незначительные детали.
Но, кажется, я так засмотрелся на нее, что совсем забыл, что нужно вынуть из ушей наушники.
– Ты всегда так глупо выглядишь? – спросила она.
– Нет, – растерялся я.
– Тогда хорошо, – сказала Леа и пересела на мою сторону.
Она ловко положила свои тонкие ноги мне на колени, вытащила из кармана куртки персиковый табак и бумагу для самокруток, за секунду свернув ее. Я был настолько очарован ее красотой и естественностью, что даже не сразу заметил, как она убрала коробку со спичками в мой рюкзак.
– Ну и что ты забыл на детской площадке? – флегматично поинтересовалась она.
Я смутился.
– Просто некуда было пойти… А ты что, преследуешь меня? – спросил в ответ я.
– Да.
– И зачем же?
– Просто захотелось вновь взглянуть в лицо твари.
Гнев вновь охватил меня, как в тот злополучный вечер, когда гроза не давала городу уснуть. Какого черта она так со мной разговаривает? И главное, по какому поводу и из-за чего она смеет обзывать меня?
– Скажи мне прямо в лицо, чем же я тебя так обидел, что ты мне покоя теперь не даешь?! – раздраженно спросил я.