Океанский патруль. Том 1. Аскольдовцы
Шрифт:
На следующий день прибыл новый солдат – Франц Яунзен, год рождения – 1920, член организации «Гитлерюгенд» с тринадцатилетнего возраста, член национал-социалистской партии с весны 1941 года; университетское образование не закончено, в боевых действиях принимал участие дважды, наград не имеет.
– Так, значит, – сказал Пауль Нишец, – ты университета закончить не успел?
– Нет, господин ефрейтор. Перед немецким юношей стоят иные задачи!
– Странное дело, немецкий юноша… Я знал двух, которые пробовали тратить время на учебу: Карла Херзинга и фельдфебеля Каппеля. И оба они кончили плохо…
– Я постараюсь не
– Тогда занимай вон ту койку, где спал Фриц Лангбенау, который очень любил бриться напротив окна…
Молодой егерь был худощав и носил очки, из-под которых мутно голубели холодные, расчетливые глаза. Яунзен быстро освоился с новой обстановкой, особенно подружился с «папашей» Иосифом Оттеном, и вечером он уже сидел в кругу егерей, читал им фантастическую мистерию под названием «Возвращение героев Крита и Нарвика». [12]
12
«Возвращение героев Крита и Нарвика» – рукопись, действительно существовавшая, ходившая по рукам гитлеровских егерей в списках.
Особенно хохотали егеря (и Нишец в том числе) над последней частью рукописи, где описывалось, как в один из дней 1953 года берлинцы замечают на улицах города полулюдей, полузверей, одетых в засаленные медвежьи шкуры. Это вернулись после победы солдаты Лапландской армии. Один тащит оленьи рога, другой обвешан песцовыми шкурками, третий несет моржовые клыки. Жены, узнавая своих мужей, бросаются к ним навстречу, но егеря хватаются за шмайсеры и спрашивают пароль. Все блага городской цивилизации солдатами были давно забыты. Кончалась мистерия тем, что скоро, на удивление берлинцам, все улицы были застроены блиндажами и дотами; в них по старой военной привычке разместились славные носители эдельвейса…
Когда Яунзен кончил читать мистерию, дверь раскрылась, и в землянку вошел незнакомый лейтенант. С поднятым воротником шинели, расставив ноги в ярко начищенных сапогах, он стоял на пороге, держа руки за спиной, точно прятал невидимую дубинку.
Оглядев егерей колючим взглядом, офицер подошел прямо к Яунзену.
– Я находился за дверью, – сказал он скрипуче, – и все слышал… Где вы взяли эту рукопись?
Яунзен, побелев лицом, стоял молча.
– Я вас спрашиваю!
– Герр лейтенант, я ее взял из своего ранца.
– Кто вам туда ее положил?
– Никто, герр лейтенант.
– Значит, эта вещь, направленная к упадку боевого духа солдат, написана вами?
Под очками Яунзена блеснули слезы.
– Отвечайте!
– Да, герр лейтенант, это написано мною. Но я…
– Молчать!.. В каких военных кампаниях принимали участие?
– Я участвовал в карательной экспедиции.
– Где?
– В норвежской провинции Аксерхус. Обер-лейтенант Форстер получил тогда Железный крест первой степени.
– Но получили-то крест не вы! Так чего же суетесь?.. А от фронта, выходит, отлынивали?
– У меня, – с трудом выдавил Яунзен, – геморроидальные колики.
– Вы их нажили, когда писали эту дрянь?.. – Лейтенант выругался. – Кто здесь ефрейтор?.. Пусть перепишет всех, слушавших этого паникера… Вы? – сказал он, посмотрев на Нишеца. – Впрочем, вы тоже поддались упадочнической
Он аккуратно переписал всех егерей, находившихся в землянке, и Нишец подумал: «Наверное, из полицейских – типичный шупо…»
Ефрейтор еще не знал тогда, что лейтенант Вальдер, назначенный командиром тринадцатого взвода взамен рехнувшегося фельдфебеля Каппеля, действительно служил в провинциальной полиции.
Помахав перед носом Яунзена свернутой в трубку рукописью «Возвращения героев Крита и Нарвика», лейтенант Вальдер вытянул свою лисью мордочку.
– Завтра, – многозначительно сказал он, – на позиции прибывает инструктор по национал-социалистскому воспитанию фон Герделер, и я доложу ему об этой мрази, за которую вы поплатитесь трибуналом…
Когда лейтенант ушел, Франц Яунзен вдруг побледнел и грохнулся в обморок.
Пауль Нишец, составлявший в штабном блиндаже инвентарные списки взводного оружия, слышал, как за тонкой переборкой происходил разговор между войсковым инструктором и новым командиром тринадцатого взвода.
– Вы напрасно, – сказал фон Герделер, – так резко отнеслись к этой мистерии своего солдата Яунзена. Времена изменились, лейтенант, и мы должны поддерживать в нижних чинах уверенность в победе любыми средствами. Я внимательно прочел рукопись и ознакомился с анкетой ее автора. Как в первом, так и во втором случае я не нашел ничего предосудительного. Единственная ошибка, которую я обнаружил в мистерии, это чересчур далекая дата нашей победы – тысяча девятьсот пятьдесят третий год! Надо переставить эту дату хотя бы на сорок восьмой, и рукопись можно популяризировать в войсках. Она будет пользоваться несомненным успехом, так как мистерии присущ мягкий немецкий юмор и – что самое главное! – в ней есть оптимизм солдата, до конца верящего в непобедимое дело фюрера… Проследите, лейтенант, как Франц Яунзен будет вести себя в боевой обстановке, и, если он хорошо проявит себя, представьте его к награде…
«Вот и воюй, – думал потом ефрейтор, – когда само командование перекидывает даты победы, как игральные кости…»
Он долго ждал, когда придет приказ о разжаловании его в рядовые, но такого приказа не поступало. Видно, командование не очень-то дорожило попавшим в плен Вульцергубером, а может быть, учло и то, что в ответственный момент у Нишеца не имелось при себе никакого оружия.
Вечером, когда отделение Нишеца уходило на боевую позицию, лейтенант Вальдер сказал:
– Проследите, ефрейтор, за тем, как будет вести себя Франц Яунзен в боевой обстановке…
Франц Яунзен вел себя в боевой обстановке так, что Нишец пригрозил сорвать с его каски эдельвейс – любимый цветок фюрера, чтобы не позорить славу горных егерей. Яунзен весь дрожал и тыкался лицом в снег от каждой пули.
«Нет, – брезгливо думал ефрейтор, – не видать тебе, парень, Железного креста!..»
Но Яунзен скоро получил Железный крест – и не за фантастическую мистерию, не за ратные подвиги, а совсем за другое.
Дело в том, что его дружба с папашей Иосифом Оттеном, как звали во взводе этого пожилого егеря, день ото дня крепла. Папаша, сильно тосковавший по родной семье, рассказывал Яунзену о том, какая у него добрая жена, показывал ему фотографии своих детей – их было у него трое, и все – девочки.