Океанский патруль. Том 2. Ветер с океана
Шрифт:
Сережка получил разрешение сходить погреться и спустился в моторный отсек. Изрядно встряхивало. Десантники, которым не хватило места в кубрике, сидели и здесь, скромно поджав под себя ноги, чтобы не мешать мотористам братьям Крыловым. Гаврюша и Федя колдовали над моторами с такими серьезными лицами, словно им одним были известны все тайны слегка барахлившего на качке двигателя. Лейтенант Самаров сидел, прислонившись спиной к теплой боковине мотора, и биение вала частой дробью отдавалось у него в позвоночнике.
Когда Олег Владимирович
– Что там наверху?
– Все спокойно, – ответил Сережка. – Немцы «чемоданами» через наши головы кидаются. Хотят подавить огонь батарей на Среднем.
– А лично нам пока «хлеба-соли» не подавали? – спросил Григорий Платов.
– Еще подадут, – буркнул матрос, которому благодаря его высокому росту приходилось сидеть скорчившись и смотреть на всех исподлобья, отчего он казался злым и чем-то недовольным.
Сережке не хотелось уходить из отсека, где сидели такие знакомые еще по «Аскольду» люди, как Платов и Самаров, но его вызвали наверх.
– Согрелся? – спросил Никольский, ногтями сдирая пленку льда на стекле рубки.
– Так точно!
– Больше не отпущу. Скоро подойдем, осталось уже немного…
Катера, выстроившись в кильватерную колонну, легко скользили по волнам, так что форштевень одного с размаху погружался в светлую струю воды, взбитую разбегом винтов из-под кормы другого. Холодный ветер разносил брызги, и они, смерзаясь на лету, больно стегали в лицо, точно прутья.
– Товарищ старший лейтенант, – спросил Сережка, забираясь в турель, обитую кожей, – сколько осталось?
– Миль пять, не больше. Ты, боцман, когда ворвемся, в первую очередь бей по прожекторам. Прямо в очко бей, понял?
– Понял, товарищ командир.
– Смотри, что нам пишут с головного!
Узкий луч света с катера Шаталина то вспыхивал, то угасал. Сережка прижал к груди фонарь и отщелкал по клавишам: «Вижу». Тогда головной стал передавать: «Подтянуться, не растягиваться, подходим к цели». Юноша прочел приказ, доложил о нем Никольскому и, повернувшись к корме, отрепетовал приказ дальше во тьму.
Моторы под палубой взревели яростнее, из люков выбрались десантники, стали устанавливать ящики с боезапасом, готовясь к высадке. Они делали все это спокойно, без суетни и шума, точно были пассажирами, которые долго ждали поезда, и вот он наконец-то подходит – пора вынести багаж на перрон.
Сережка хлопал руками, разгоняя стынущую на ветру кровь, изредка покрикивал:
– Вы, друзья, как ворвемся, ложитесь на палубу. И автоматам сразу давайте работу!..
Неожиданно прожектор быстро вырвался из мрака, скользнул по одному катеру, но тут же потерял его. Одновременно с этим несколько ярких лучей зашарило в волнах, выискивая цель. Со звоном лопнули над головой пачки осветительных зарядов. Потом раздался гул залпа, и невдалеке от катеров выросли каскады воды.
– Началось, – сказал кто-то.
При свете догорающих
– Ну, теперь держись! – сказал Никольский, приказывая в моторный отсек выжать из двигателя все, что только можно. – Боцман, смотри, надеюсь на тебя!..
– Есть! – ответил Сережка, и в следующее же мгновение катер вздыбило от близкого взрыва, окатив десантников волной. Снаряды ложились то справа, то слева, выхлестывая из моря пенные столбы. Глухо рявкнуло дальнобойное орудие.
«Ого, – подумал Сережка, – совсем ошалели: уже двухсотдесятимиллиметровку вводят в бой!»
Часто застучали пушки танков, вкопанных в землю вдоль побережья. Справа било пятнадцать точек, слева – не меньше, итого – тридцать. «Здорово!» – и юноша приложился к прицелу, готовясь открыть стрельбу.
Раз!.. – тяжелый снаряд разорвался вблизи.
Два, три! – еще пара мелких упала рядом.
«Ду-ду, ду-ду, ду-ду», – стонали пулеметы.
И вдруг сразу стало темнее – это катер ворвался в фиорд, высокие скалы закрыли небо. Слепящий глаз прожектора впился в «Палешанина». Сережка нажал спуск. Казалось, что он слышит, как звенят разбитые стекла и зеркала.
Прожектор погас.
– Добро! – крикнул Никольский, не оборачиваясь. – Молодец!..
Теперь катера неслись вдоль узкого коридора фиорда, освещенного ракетами и вспышками снарядов.
В воздухе стояли грохот, свист, вой, скрежетание. И не было такого места в ночи, где бы не скрещивались трассы, где бы не пролетала пуля, где бы не рвался снаряд от удара об воду.
И Сережка, изредка отплевывая воду, которая окатывала его с головой, бил короткими очередями, разворачивая пулемет то вправо, то влево и даже не слыша, как Никольский покрикивал ему:
– Так, так!.. Добро, боцман!.. Молодец!..
Поворот…
Катер кренится, огибая мыс Крестовый, батареи которого молчат. На берегу виднеются черные фигуры матросов, мелькают вспышки выстрелов – это отряд лейтенанта Ярцева сковал атакой стопятидесятипятимиллиметровую батарею, не давая ей сделать по катерам ни одного залпа.
Кажется, что самое страшное осталось уже позади. Три мили сплошной зоны огня пройдены. Петсамо-воуно становится шире – приближается Лиинахамари.
– Приготовиться к высадке десанта!
Резче взвывают моторы. Сквозь простреленные борта в отсеки хлещут упругие струи ледяной воды. Летит подсеченная пулями колючая щепа палубного настила. Густой дым заволакивает тесное ущелье фиорда…
– Вперед, вперед! – кричит Никольский, давая самый полный газ.
«Палешанин» вылетает на середину Девкиной заводи.