Окна

Рубина Дина Ильинична

– Это значит: выщипывают.

– Вы-щи-пы-вают?! Но, боже мой…

– Не волнуйся, это не больно, – отмахнулась Дора. – Для него это просто кейф!

Нет, может, какой-то глупой собачонке это издевательство и показалось бы «кейфом»… но только не Шерлоку. Уже одно то, что тебя ставят на оцинкованный стол, привязывают за шею – для статичности, и близкие, которые клялись тебе в любви еще сегодня утром, хватают тебя за голову и под вопли Доры, облаченной в клеенчатый фартук: «Держи его, черт побери!!! Держи эту избалованную собаку!!!» – держат-таки, и держат крепко, так что и укусить невозможно, а в это время тебя бессовестно раздевают до нитки, лишая самого привлекательного

в твоей львиной внешности: твоей роскошной платиновой шерсти с красновато-рыжей полосой вдоль хребта…

Это был мучительный и долгий трехчасовой процесс, в какой-то мере унизительный для нас обоих: я держала его за щеки, он косил на меня ошалелыми карими глазами: «Что это делается, дядь Вась?! О боже! Зачем?! Помогите!!!»

Двор в Козихинском. 2010

Дрожал от ярости и недоумения, взвизгивал, пытался соскочить со стола… Но все кончается. Оцинкованный стол, пол вокруг, клеенчатый фартук Доры, ее брюки и рубашка – все было усыпано рыжими волосками, а Шерлок… Его жесткий лохматый мускулистый облик преобразовался в какую-то потертую куцую замшевую куртяшку…

Мы возвращались с фермы домой. Борис угрюмо крутил руль, время от времени неодобрительно поглядывая вправо, где на коленях у меня лежал ощипанный, как курица, шотландский наш дворянин. Он все еще дрожал, а я гладила его мягкую замшевую спинку и голосом Сони из пьесы Чехова «Дядя Ваня» повторяла, как заклинание:

– Мы обрастем, мой милый, мы обрастем…

* * *

Самое наше любимое место прогулок – Парк молодежи. Хотя по справедливости надо бы его называть Собачьим парком.

Это огромный травяной амфитеатр в центре нашего городка, спускающийся к открытому бассейну. И вот там-то вечерами, когда спадает жара, происходят самые приятные и важные знакомства в собачьей жизни. Там можно спустить Шерлока с поводка, сесть на траву и наблюдать, как, завидев любого незнакомца, Шерлок сразу же бежит навстречу, раскрыв объятья… Он очень дружелюбен, но в случае чего умеет себя и защитить. На днях я с восхищением наблюдала, как мой отважный щенок оттрепал нагловатого черного спаниеля Гошу. Наскакивал и наскакивал, угрожая «р-р-р-азорвать вовсе к чер-р-р-ртовой матер-р-р-ри!», пока хозяйка не увела того с поля боя, от греха подальше, прочь от этой «агрессивной пигалицы».

Люди там тоже попадаются, в качестве приложения к собакам. Случаются симпатичные знакомства, да и тем для обсуждения предостаточно – мало ли животрепещущих вопросов в нашей общей собачьей жизни.

Но по-настоящему мы подружились только с Шимоном и его псом по имени Кетч.

– Ты же знаешь, что это слово значит по-английски? – спросил Шимон в первый день знакомства. – Правильно, «поймать». Смотри, я сейчас кину ему палку на другой конец парка, он стрелой побежит за ней и поймает на лету. Оправдывает свое имя… Но знаешь, поймать палку на лету – это всё такие глупости. Он, конечно, хороший пес, но вот моя предыдущая собака – его звали Хантер… тот у меня был особенный. Он был такой же породы, западноевропейская овчарка, и умер в 17 лет. Ты же разбираешься в собаках, да? Знаешь, что эта порода – вовсе не охотники, но тот мой пес был и другом, и сторожем, и охотником… Знаешь, как он умер? Мы были с ним в армии и сидели вот так на поляне, как я сейчас с тобой сижу. Пуля попала в моего пса, прошла насквозь и застряла у меня в боку.

Шимон приподнимает майку, показывая розовый рубец.

– Видишь, какой шрам остался? У меня таких несколько – мы с Хантером повоевали в свое время…

Так вот, если бы в тот момент его не оказалось рядом, меня бы сейчас тут не было, это такие пули, знаешь… они не оставляют шанса. Собака умерла в тот же миг, но меня спасла. У меня есть целый альбом фото… и даже видео есть. Я каждый раз плачу, когда смотрю… Ведь мы семнадцать лет провели вместе, почти не расставаясь. Можешь представить себе? Семнадцать лет!.. Этот пес, Кетч, у меня тоже хороший, но его пришлось дольше дрессировать. Сейчас ему два года и три месяца, и он отличный малый, но не тот, конечно, не Хантер. А у меня всю жизнь собаки только этой породы. У моих детей тоже обязательно в доме есть собака. Вон те мальчуганы – видишь, кувыркаются на поляне? – мои внучата. Эти научились говорить слово «собака» раньше, чем «мама» и «папа». Дед их постарался. Я свое дело знаю…

И удаляясь с нашей поляны после целого часа беготни, я слышу за спиной детские голоса в разгаре спора:

– Ты что, не знаешь, как его зовут? Его зовут Холмс, сыщик Холмс!

А и правда сыщик, думаю я, вот ведь нашел он свою резиновую уточку.

* * *

Море он увидел впервые в возрасте трех месяцев.

Как всегда, мы заказали комнату в любимом приморском кибуце, где дуга залива буквально подбирается к самым домикам, а дружелюбные кибуцные псы приходят к вашей веранде пожелать доброго утра, заодно намекая, что не стоит выбрасывать срезанные корочки голландского сыра, а также колбасные обрезки и многие другие ценные вещи.

Там, на высоком холме над заливом, ведут многолетние раскопки студенты кафедры археологии Иерусалимского университета; там древние каменные – в форме гигантского куриного бога – якоря девятого века до нашей эры просто лежат на земле среди обломков колонн у входа в музей древней финикийской крепости Дор, которая возвышалась над этой бухтой в незапамятные времена.

Да, в эту бухту приводили свои корабли самые опытные мореходы древности – огненноглазые, огненнобородые финикийцы, которые предпочитали не воевать, а торговать. Здесь заложили они свой порт Дор, и если глянуть с вершины холма, то остатки мощных укреплений до сих пор видны в пронизанной солнцем воде залива. Отсюда с большой высоты ныряют в море кибуцные пацаны с риском разбиться о древние стены…

Мы приехали утром, внесли чемодан в комнату, схватили Шерлока и побежали на берег. Он, почуяв другой воздух, азартно мчался за нами по дорожке между кустами олеандров, как всегда, пытаясь ухватить поводок, затормозить бег, упереться и поиграть… пока не увидел широкую полосу песка, а за ней – нечто невообразимое: бурное, грандиозное, фыркающее белой пеной и рокочущее, как целая стая бульдогов. Он взвизгнул и бросился вперед, остановился, замер как вкопанный… И вдруг разразился оглушительным грозным лаем – вот каким оказался смельчаком! Стоял у самой кромки прибоя и лаял на стихию, которая в секунду могла его равнодушно слизнуть своим гигантским языком.

С тех пор каждое утро мы с Шерлоком прогуливались вдоль берега, где наш пес познакомился с разнообразным шумом волн, впервые окунул морду в песок и вдохнул романтики полную пасть… Там он гонялся за крошечными крабами, перебегавшими от норки к норке в мокром песке, дивился на огромную, как чемодан, медузу, вынесенную волной на берег и безнадежно таявшую на солнце… Там однажды утром мы с ним наткнулись на мертвую морскую черепаху, совершенно целую, только с окровавленной ластой – видимо, сказал Боря, попала под винт корабля… И наш щенок долго сидел чуть поодаль, опасливо склонив голову набок, не решаясь подойти к морскому чудовищу, столь не похожему на собаку.