Окно напротив

Сокол Лена

– Она стояла у него в прихожей в своей норковой шубе, черных брюках и черных сапогах. В руке была коричневая сумка.

– Ясно.
– Смятенно проговорил Сергей, словно обдумывая что-то.
– Никуда не уходи, ни с кем не общайся.

– Что происходит? – громко спросила Марьяна.

– Если заявится Камышев, не подходи к нему!
– В трубке послышалось копошение. Кажется, бывший муж одевался на ходу.
– Сразу звони

мне, поняла?!

– Сереж, что случилось?!

– Найден еще один труп. Похоже, что это твоя соседка.

Глава 4

– Ого, - сонная Мурзя предстала передо мной босиком и в длинной ночной рубашке.

Она потерла глаз ладонью и оглядела меня с головы до ног. Я догадывалась, как выгляжу. Еще бы, пройти такое расстояние пешком. Ночью. В мороз. Всю дорогу мне хотелось, чтобы меня сбила случайная фура или растерзали дикие звери, притаившиеся в лесу. Но почему-то Бог решил меня пощадить.

Ноги сами привели меня к Маше. Видимо потому, что ужасно не хотелось идти домой, в пустую квартиру, где никто уже не ждет.

– Семь утра! – Мурзеева, кажется, не поверила своим глазам. – А я думала, что проспала. Иначе бы зачем тебе приходить за мной, мы ведь обычно встречаемся на перекрестке. Я ждала тебя вчера до посинения! Звонила! Ты бы хоть предупредила, я там себе чуть все прелести не отморозила. Эй! – Она подошла ближе и пристально взглянула в мои глаза. – Марь, а что случилось?

Я сжала губы и уставилась в пол. Мне вновь захотелось уйти. Нет, убежать. Быстро, чтобы боль, идущая по пятам, не смогла меня достать.

Мурзя больше не улыбалась. Она долго смотрела, а потом, молча, принялась расстегивать на мне шубу. Я в первый раз видела ее такой. Не пытающейся улыбнуться даже уголками губ, даже глазами.

– Черт, да ты вся ледяная! – прошептала она, сняв с меня варежки.

Пальцы не слушались.

Она не вернется. Никогда не вернется. Ее больше нет.

Почему все продолжают жить, как ни в чем не бывало? Эти мысли больно стучали в висках.

– Садись, - приказала Мурзя.

Я поняла, что не могу сесть. Не могу идти. Не могу говорить, думать, жить, дышать…

Маша подтолкнула меня к низенькой лавочке и аккуратно усадила. Сама села на колени и осторожно стянула с меня сапоги. Я вдруг почувствовала странную ломоту в ногах. Не то боль, не то щекотка. Противное, колкое пощипывание.

– Марьяна, - встревоженно спросила подруга, - а ты чувствуешь ноги?

Я смогла лишь выдохнуть и взглянула на нее. Маша была вне себя от испуга.

Она будто понимала, что произошло нечто страшное и непоправимое. Ее руки крепко обхватили меня за предплечья, глаза молили рассказать, готовые принять на себя часть этой боли.

– Мама умерла. – Отчаяние в моем голосе заставило ее вздрогнуть.

– Господи, - почти беззвучно прошептала она и уткнулась носом в мой живот.

– Что случилось?

– Инсульт.

Я услышала, как она шмыгает носом.

– И ничего нельзя было поделать?

– Ничего.

Время замерло. Мы сидели, обнявшись, словно две статуи, отлитые из уныния и печали, и стрелки на настенных часах в коридоре не смели даже шелохнуться, чтобы не вспугнуть мысли, витавшие в воздухе над нашими головами.

Я почти чувствовала, как моя душа рвется наружу из тела. Так неуютно было мне здесь, на Земле.

– Все будет хорошо. Пошли, - прошептала Маша и подвела меня к своей постели.

Она уложила меня на нее прямо в одежде и накрыла теплым одеялом, еще хранившим ее запах. Меня должно было колотить от холода, но почему-то этого не происходило. Лишь ноги от тепла невыносимо заныли.

Я зажмурилась.

Темные. Почти черные. Цвета ночи с кофейным оттенком. С мелкими бурыми точками, похожими на брызги шоколадной глазури. Его глаза.

Я столько раз рисовала их на полях тетрадей во время лекций, но никак не могла подобрать нужного цвета. Всегда нестерпимо хотелось увидеть их вновь.

Забыть.

Нужно было все пережить и забыть.

– Я поставлю чайник, - Мурзя метнулась на кухню.

– Не хочу, - прохрипела я.

Мой голос прозвучал глухо и надтреснуто, будто с губ слетела стая черных ворон.

Подруга села на краешек кровати и поправила одеяло.

– Согреваешься?

– Не знаю.

Маша не стала меня дергать. Она все-таки ушла на кухню, чтобы вернуться через пятнадцать минут с двумя чашками горячего чая. Поставила их на стол, проверила мои ноги, руки и крепко обняла.

– Где ты была?

Я безразлично уставилась в стену и принялась пересчитывать лепестки огромных цветов, изображенных на обоях.

– Не знаю, - наконец, прошептала я.