Окно в природу
Шрифт:
Значит, предки наши умели хорошо лазать. Американские индейцы не знали мёда, пчёлы появились в Америке вместе с белыми людьми. Когда в стране стали строить небоскрёбы, индейцев приглашали на стройки — эти дети природы не боялись высоты.
Не боятся высоты электромонтажники, но у них есть специальные крючья — «кошки». И есть профессия, когда человеку надо не бояться высоты. Посмотрите на снимок, сделанный в Канаде на состязании лесорубов. Человек находится на большой высоте. На поя се у него топор, на ногах — «кошки». Страшно. Но этот работник высоты не боится. Такая профессия!
Кабаний
Почти каждый день в пуще мы видели кабанов…
Но только одно мгновение. В самом неожиданном месте дорогу перебегало безмолвное существо в темной попоне.
Все случалось так быстро, что я не успевал навести объектив, не успевали мы и как следует разглядеть зверя. Мелькнул — и все.
Один раз дорогу пересекала семья кабанов. Попоны тут были разные: черные, и посветлее, и рыжеватые в продольную полоску у совсем маленьких поросяток. Визг, хрюканье.
И сразу же тишина. Опять мы стоим возле следа, уходящего в сумрак между стволами. Жизнь леса только маленьким краем мелькнула перед глазами. И опять все скрыто мокрыми лапами елок и теплым туманом.
— Поглядеть бы хоть одним глазом…
— Терпение есть — можно и поглядеть, — сказал лесник. — В надежном месте посажу вас на вышку. Рассыплем подкормку…
Сидим на вышке. Это сооружение в еловом лесу можно принять за крохотную избушку на длинных скрипучих ногах. Маленький деревянный помост прямо-таки стонал, пока мы поднимались по лестнице. И теперь, когда мы сидим наверху, укутанные в тулупы, помост скрипит от малейшего шороха, скрипит, кажется, даже от движения головы. Краешком глаза вижу часы на руке — сорок минут сидим. Мороз отыскал щели в тулупе. Нестерпимо хочется пошевелить руками, ударить валенками друг о друга. Но мороз должен быть и нашим союзником — аппетит у кабанов в такую погоду отменный. Вот-вот должны появиться.
Почти под вышкой, между стволами берез и елок, рассыпан корм — картошка и желуди. Кабаны знают об этой столовой. Скрип саней и разговор егеря с лошадью — для них привычный сигнал к обеду. Но что-то медлят… Сидеть, впрочем, совсем нескучно. Мы видим лесную жизнь в минуты, когда она ничем не потревожена.
Главных едоков нет, но пир уже начался. Лесные мыши шныряют по россыпи желудей. Почти одновременно появилось полдюжины соек. Они поочередно пикируют сверху.
Схватила желудь — и низом-низом в сторонку. Где-то у каждой своя кладовая — избыток еды, надо делать запас. Пикируют беспрерывно, и мы видим необычайно красивый наряд лесной модницы. Два дрозда уселись на ветку над головами у нас. Дрозды верещат, чистят перья — значит, сидим мы достаточно скрытно.
Холодная тишина. Вдруг один из нас вбирает голову в плечи — какой-то звук или показалось от напряжения?..
Проходят две-три минуты. Еще. Теперь уже явственный звук: глуховатое хрюканье. Старый кабан унимает нетерпеливых подростков.
Надо совсем замереть. Но именно теперь смертельно хочется
Уже совсем хорошо слышно: визжат поросята и шуршит подмороженный снег. Только бы не чихнуть, не выронить от напряжения какую-нибудь фотографическую штуковину.
Вот они! Из-под елок, напирая друг на друга, выкатываются семь или восемь темных годовиков. Мгновенная остановка, но при виде еды уже нельзя удержаться — галопом мчатся под вышку. Если сравнить с людьми, то эти семь молодцов похожи на смелых, почти безрассудных ребят лет восемнадцати. Наскочили, дерутся, торопливо хватают промерзшую мелочь картошки. Случись беда — эти семеро пострадали бы первыми. Но семья за них, видно, меньше всего боится. Уже не дети, и сил много — не пропадут. А если что и случится, то семейных забот у молодцов пока нет, кому же, как не им, рисковать? Но они сейчас ничем не рискуют. С победным хрюканьем рыщут под вышкой.
Звуки довольства, видимо, убеждают и остальных, выжидающих в ельнике: опасности нет. Все стадо несется к столу.
Впереди с визгом, натыкаясь друг на друга, катятся рыже-вато-серые, полосатые поросята. А следом трусят мамаши, тетки, дядья. Достигли корма и сразу, бесцеремонно поддавая в бок, стали теснить разведчиков-молодцов — «дайте поесть малышам». Сами мамаши и тетки не забывают схватить там, где погуще насыпано. Молодцы же, видно, хорошо понимают за столом свое место — быстро отскочили на край.
Один-два ослушника прорываются к середине, но получают затрещины рылом. Обед идет по всем правилам иерархии. Мы с вышки не сразу замечаем главное лицо в этой суетливо-подвижной компании. Старый кабан. Он почему-то едва показался из темноты ельников. Чуть пригнувшись, я вижу, как он стоит на месте, порывисто обращая клыкастую морду то в одну сторону, то в другую. Может, ему, старому секачу, так и положено, а может, он, умудренный опытом, что-то почуял? В другое время кабан ходил бы совсем один.
Но теперь, в начале зимы, пора свадеб, и старый вожак вернулся к стаду. Не очень торопливо он решается наконец покормиться. Видно сразу: ему полагается первый кусок. Но, хватив раза три желудей, кабан вдруг начинает бегать кругами возле кормежки.
Я чувствую: наступило время снимать. Шорох, хрюканье, визг. Щелчки зеркала в моей камере вроде бы не должны быть услышаны. Но, видимо, что-то кабаны все-таки слышат — с каждым щелчком ближние к вышке вздрагивают.
Аппетит, однако, заглушает чувство опасности.
Старый кабан все же насторожился. С резким хрюканьем он отбегает в сторону, слушает, перебегает на новое место, вгорячах поддает какую-то нерасторопную тетушку. Кабан встревожен. Но, скорее всего, не звуком, а запахом. Он бегает туда-сюда. Подними кабан морду, увидел бы наши возбужденные лица. Но кабану не дано поглядеть кверху. Он ловит запах. Ветерок в нашу сторону. Мы хорошо чувствуем весь «аромат» хлева. Шныряя, кабан наверняка забежит сзади нас, и ветерок принесет ему с вышки запахи человека.