Око Мира (др.изд.)
Шрифт:
— Наши сыновья придут навестить нас вечером, — сказал старик. — Все четверо. Я чуть не забыл. Они придут все вчетвером. Большие парни. Сильные. Вот-вот будут здесь, в любую минуту. Боюсь, у нас не найдется кровати, которую мы вам обещали.
Жена фермера просунула у него под рукой небольшой узелок, завернутый в салфетку.
— Вот. Тут хлеб, сыр, соленые огурцы и баранина. Может, хватит на обед и ужин. Берите.
Ее морщинистое лицо умоляло парней забрать еду и уходить.
Ранд взял узелок.
— Спасибо. Я понимаю. Пойдем, Мэт.
Мэт пошел за ним, ворча и натягивая через голову рубашку. Ранд решил, что будет лучше оставить за собой как можно
Могло обернуться и хуже, думал Ранд. Тремя днями раньше, пока друзья еще работали, на них натравили собак. Собаки и фермер с двумя сыновьями, размахивая дубинками, гнались за ними до самого Кэймлинского Тракта и еще с полмили по нему, только потом повернули обратно. Юноши едва успели похватать свои пожитки и задали стрекача. Фермер держал в руках лук с наложенной на тетиву стрелой с широким наконечником.
— И попробуйте только вернуться, слышите? — орал он им вдогонку. — Не знаю, что у вас там на уме, только чтоб я больше не видел ваши бегающие глаза!
Мэт начал было разворачиваться, нашаривая рукой колчан, но Ранд потянул его за рукав.
— С ума сошел?
Мэт мрачно взглянул на него, но, по крайней мере, останавливаться не стал.
Ранду иногда приходила в голову мысль: а стоило ли задерживаться на фермах? Чем дальше они шли, тем подозрительнее к чужакам становился Мэт, и все меньше ему удавалось скрывать свое недоверие. Или свою тревогу. За ту же самую работу кормежка становилась все скуднее, и иногда для ночлега даже уголок в сарае не предлагали. Но потом решение всех проблем пришло Ранду в голову — или это казалось решением, — и случилось все на ферме Гринвелла.
У мастера Гринвелла с женой было девять детей, самая старшая — дочь, всего на год, если не меньше, младше Ранда и Мэта. Мастер Гринвелл был крепким мужчиной и, имея столько детей, наверное, вряд ли испытывал в хозяйстве нужду в какой-нибудь подмоге, но он оглядел парней с ног до головы, присмотрелся к их одежде в дорожной грязи и к пыльным сапогам и решил, что у него найдется работа еще для пары-другой работящих рук. Миссис Гринвелл заявила: если они хотят сидеть за ее столом, то не в такой грязной одежде. Она клонила к тому, чтобы устроить грязнулям стирку, а кое-что из старой одежды ее мужа вполне подойдет ребятам для работы. При этом она улыбнулась и для Ранда на мгновение стала похожа на миссис ал'Вир, хотя ее волосы были цвета спелой ржи, — таких волос ему видеть не доводилось. Даже Мэта, по-видимому, отчасти отпустило напряжение, и он расслабился, когда улыбающаяся женщина повернулась к нему. А со старшей дочерью дело обстояло совсем иначе.
Темноволосая, большеглазая и хорошенькая, Эльзе широко улыбалась юношам всякий раз, когда родители не смотрели в ее сторону. Пока парни работали, передвигая бочки и таская мешки с зерном в амбаре, она стояла, прислонившись к дверце стойла, что-то тихо напевая и покусывая кончик своей длинной косы, и наблюдала за ребятами. На Ранда она поглядывала с особым интересом. Он пытался игнорировать ее, но через несколько минут надел рубашку, что одолжила ему миссис Гринвелл. Рубашка была узка в плечах и слишком коротка, но все же лучше, чем ничего. Эльзе громко расхохоталась, когда Ранд натянул рубашку. Он уже начал подумывать, что в этот раз их выгонят вовсе не по вине Мэта.
Перрин бы знал, как с этим справиться,подумал Ранд. Он бы мигом выдал что-нибудь эдакое, и очень скоро она смеялась бы его шуткам, вместо того чтобы без всякой цели болтаться тут, где ее в любой
Младшие дети хозяев, по крайней мере в глазах Ранда, были сущим подарком судьбы. Настороженности Мэта всегда чуть убывало, когда вокруг него сновали детишки. После ужина семья фермера и двое парней расположились у камина: мастер Гринвелл в своем любимом кресле набивал табаком трубку, миссис Гринвелл, поставив рядом коробочку с нитками, возилась с рубашками, выстиранными ею для Ранда и Мэта. Мэт вытащил разноцветные шарики Тома и принялся жонглировать. Он никогда так не поступал, если только рядом не было детей. Малыши заливались смехом, когда он делал вид, будто роняет шарики, подхватывая их в последний миг, а ребятишки радостно хлопали в ладоши, восторгаясь фонтанами, восьмерками и кольцом из шести шариков, когда Мэт и в самом деле чуть не уронил шарики. Но все приняли это как должное, как ловкий трюк, причем мастер Гринвелл с женой аплодировали жонглеру с не меньшим усердием, чем их дети. Закончив номер, Мэт раскланялся во все стороны, так же широко разводя руками и взмахивая ими, как и Том. Потом Ранд достал из футляра флейту Тома.
Всегда, когда он брал в руки инструмент, юноша ощущал укол печали. Касаться золотисто-серебряных завитушек было все равно что прикасаться к памяти о Томе. Ранд ни разу не брал в руки арфу, разве только чтобы удостовериться, что она в сухости и сохранности, — Том вечно говорил: арфа не для неуклюжих рук парня с фермы, — но всегда, когда фермер разрешал им остаться на ночь, после ужина Ранд играл какую-нибудь мелодию на флейте. Это было чем-то вроде дополнительной благодарности фермеру и, может быть, способом сохранить память о Томе все такой же яркой.
В радостном подъеме после жонглирования Мэта Ранд заиграл «Три девушки на лугу». Мастер и миссис Гринвелл захлопали в такт мелодии, и младшие дети принялись танцевать, даже самый маленький из них, едва научившийся ходить малыш, притопывал ножками. Ранд понимал, что до призов на Бэл Тайн с такой игрой ему далеко, но после уроков Тома он, не смущаясь, мог бы принять участие в музыкальных состязаниях.
Эльзе сидела, скрестив ноги, возле камина, и когда юноша с последней нотой опустил флейту, она с долгим вздохом наклонилась вперед и улыбнулась ему.
— Ты играешь просто великолепно! Я никогда не слышала ничего прекраснее.
Миссис Гринвелл вдруг опустила свое шитье и, приподняв бровь, взглянула на дочь, затем посмотрела на Ранда долгим оценивающим взглядом.
Тот взял с пола кожаный футляр, чтобы уложить в него флейту, но под пристальным взглядом хозяйки уронил футляр, да и флейту чуть не выпустил из рук. Если она обвинит его в заигрывании с ее дочерью... В отчаянии Ранд вновь поднес флейту к губам и заиграл другую песню, потом еще одну, затем третью. Миссис Гринвелл продолжала разглядывать Ранда. А он играл «Ветер, который качает иву», и «Возвращение от Тарвинова Ущелья», и «Петуха миссис Айноры», «Старого Черного медведя». Он играл каждую песню, которую мог припомнить, но она не сводила с него глаз. Она ничего не сказала, но наблюдала за ним и что-то прикидывала в уме.