Око Озириса. Волшебная шкатулка (сборник)
Шрифт:
Я с радостью согласился. Даже если бы это был угольный сарай или рыбная лавчонка, я все равно пошел бы туда с удовольствием для того лишь, чтобы продлить нашу прогулку. Но этот дом меня действительно интересовал, так как он имел отношение к таинственно исчезнувшему Джону Беллингэму.
Мы немедленно спустились по теневой западной стороне. На полпути моя спутница остановилась.
– Вот этот дом, – сказала она. – Он выглядит теперь мрачным и заброшенным. Но это был, наверное, самый восхитительный дом в те дни, когда мои предки из своих окон могли любоваться полями и лугами Хемпстэдских
Она стояла на краю тротуара и внимательно смотрела на старый дом.
Мрачный, отталкивающий вид этого дома приковал и мое внимание. Все окна, начиная с подвального этажа и кончая чердаком, были закрыты ставнями. Не было заметно никаких признаков жизни. Массивная дверь в глубине великолепного резного портала была покрыта слоем сажи и казалась такой же вышедшей из употребления, как и проржавевшие тушилки, которыми ливрейные лакеи гасили факелы, когда в дни доброй королевы Анны какая-нибудь леди Беллингэм подымалась по ступенькам в своих раззолоченных носилках.
Мы молча направились домой. Моя спутница была погружена в глубокую задумчивость. Ее настроение заразило и меня. Как будто душа исчезнувшего человека вышла из этого большого безмолвного дома и присоединилась к нам.
Когда мы в конце концов подошли к воротам Невиль-Коурта, мисс Беллингэм остановилась и протянула мне руку.
– Большое, большое спасибо за вашу огромную помощь. Разрешите мне взять свою сумочку!
– Пожалуйста, если она вам нужна. Но только я выну записные книжки.
– Зачем? – спросила она.
– Как зачем? Ведь должен же я расшифровать свои записки.
Ее лицо приняло выражение крайнего смущения. Она была так поражена, что забыла даже высвободить свою руку.
– Боже мой! – воскликнула она. – Как это глупо с моей стороны. Но это совершенно невозможно, доктор Барклей, это отнимет у вас массу времени!
– Это вполне возможно, но ничего не поделаешь. В противном случае мои записки окажутся совершенно бесполезными. Вы возьмете сумочку?
– Конечно, нет. Но мне страшно неловко. Право, бросьте эту затею!
– Это значит конец нашей совместной работы, – трагическим тоном воскликнул я, пожав на прощание ее руку. Тут только она спохватилась и быстро выдернула ее.
– Неужели же вы хотите, чтобы пропал целый день работы? Я этого не хочу. А потому до свидания, до завтра! Я постараюсь прийти пораньше в читальный зал. А вы потрудитесь взять карточки. Да, и не забудьте, пожалуйста, о копии завещания для доктора Торндайка, хорошо?
– Хорошо. Если мой отец согласится, я пришлю вам ее еще сегодня вечером.
Она взяла у меня карточки и, еще раз поблагодарив меня, вошла во двор.
Завещание Джона Беллингэма
Работа, за которую я взялся с таким легким сердцем, оказалась действительно ужасающей, как сказала мисс Беллингэм. Для расшифровки записанного в течение двух с половиной часов при средней скорости около ста слов в минуту требуется немало времени. А так как выписки надо было сдать аккуратно к завтрашнему дню, то терять времени было нельзя, поэтому я через пять минут по возвращении в амбулаторию уже сидел за письменным столом, разложив
Вечер подходил к концу, а из Невиль-Коурта еще ничего не было слышно, и я уже начал опасаться, что щепетильность мистера Беллингэма оказалась непреодолимой.
Но ровно в половине восьмого дверь амбулатории внезапно распахнулась, и в комнату вошла мисс Оман, держа в руках синий конверт, с таким таинственным видом, как будто это был ультиматум.
– Я принесла это вам от мистера Беллингэма, – сказала она. – Тут вложена записка.
– Вы мне разрешите прочесть ее, мисс Оман? – спросил я.
– Господи помилуй! – воскликнула она. – Да что же еще с ней делать? Ведь я для того ее и принесла.
Я согласился и, поблагодарив ее за любезное разрешение, быстро пробежал записку, – всего несколько слов, разрешавших мне показать копию завещания доктору Торндайку. Когда я поднял глаза, я заметил, что мисс Оман пристально и неодобрительно смотрит на меня.
– Вы, кажется, стараетесь быть приятным в известном доме? – заметила она.
– Я всюду стараюсь быть приятным. Таков уж у меня характер.
– Гм, – фыркнула она.
– Разве вы не считаете меня сколько-нибудь приятным? – спросил я.
– Сахар Медович, – сказала мисс Оман.
Затем, с кислой улыбкой посмотрев на разложенные записки, заметила:
– У вас теперь появилась новая работа. Это вносит большие изменения в вашу жизнь.
– Восхитительные изменения, мисс Оман. Сатана считает… ведь вы, без сомнения, знакомы с философскими трудами доктора Уотса?
– Если вы намекаете на «праздные руки», – ответила она, – то я вам дам один совет. Не позволяйте этой руке бездействовать долее, чем это действительно необходимо. У меня есть кое-какие подозрения по поводу этого лубка… ну, да вы понимаете, что именно я хочу сказать?..
И прежде чем я имел возможность что-либо ей ответить, она воспользовалась приходом двух пациентов, чтобы прошмыгнуть из амбулатории с такой же поспешностью, с какой вошла.
Вечерний прием закончился по обыкновению около половины девятого. Я подумал о завещании. Следовало, по возможности не откладывая, препроводить его Торндайку, а так как этого нельзя было поручить постороннему, то отнести пакет должен был я сам. И, засунув его в карман, я сейчас же направился к Темплю.
Часы на здании казначейства тихо пробили три четверти, когда я постучался своей палкой в «запретную» дубовую дверь моих друзей. Ответа не последовало. Подходя к дому, я не видел света в окнах, и стал подумывать о том, чтобы попытаться пройти через лабораторию на втором этаже, как вдруг услыхал знакомые шаги и голоса на каменной лестнице.