Око Силы. Трилогия. 1937 -1938 годы
Шрифт:
Карабаев завершил работу с картой. Для пущей наглядности лейтенант обозначил места, где жили беглецы, пустыми гильзами от мелкокалиберной винтовки, предварительно смазав их клеем, дабы не падали. Ахилло рассудил, что это символично, после чего все трое принялись изучать Столицу с птичьего полета.
Гильзы стояли внешне без всякого порядка. Беглецы жили в самых разных концах города, однако Сергей сразу же заметил странные скопления. В некоторых местах гильзы стояли густо, впритык, кое-где – по две-три, а местами – по десять,
– Которые по две, по три, – старательно разъяснял Прохор, – это семьи. Которые помногу, те из одного дома...
– Ведомственные дома, – сообразил Ахилло. – Ну, конечно! Дом старых большевиков, дом инженеров авиации...
Он нагнулся над картой, внимательно изучая гильзовый пейзаж и время от времени произнося нечто вроде «Ага!» Сергей, слабо знавший Столицу, был вынужден прибегнуть к помощи Карабаева. Особенно заинтересовало Пустельгу скопление гильз у реки.
– Шестьдесят три штуки, – довольно пояснил лейтенант. – Это Дом Правительства...
Сергей понимающе кивнул. Конечно, там могло проживать немало тех, кому грозил арест. Но количество гильз все же удивило.
– Так называемый Дом на Набережной, – Михаил легко коснулся пальцем карты. – Архитектор Иофан, дом построен в конце 20-х для семей работников центральных учреждений. Домина огромный – подъездов сто...
– Сто? – Пустельга покачал головой.
– Ну, не сто, но много. Кстати, уникальное место для еще одного – секретного...
– Там и без того секретов полно, – пожал плечами Прохор. – Ход подземный к Главной Крепости, подвалы, даже радиостанция собственная. Вражинам не укрыться: наши пасут все время...
– И все-таки шестьдесят три! – недоуменно хмыкнул Сергей. – Треть!.. Ладно, что мы имеем?
– Строго говоря, ничего, – развел руками Ахилло. – Я уже говорил: опасней всего – совпадения... Прохор, у вас нет сушеных тараканов?
Пустельга от неожиданности рассмеялся. Карабаев невозмутимо покачал головой.
– Михаил, у меня, кажется, обнаружились клопы, – отсмеявшись, предложил Сергей. – Можем устроить охоту...
– Клоп – он мелкий. Нужны тараканы! Надо положить по таракану возле тех домов, где была черная машина...
Пустельга затаил дыхание. Ну конечно! Какой все-таки Михаил молодец!..
– А пуговицы годятся? – поинтересовался практичный Прохор. – Зайду завтра в «Детский мир», благо рядом...
Михаил между тем продолжал исчерчивать лист за листом, создавая нечто, напоминающее генеалогическое древо. Многие линии утыкались в пустоту, но закономерность просматривалась и здесь. Те, что бежали первыми, тянули за собой родственников, соседей, сослуживцев. Случайных людей было мало, версия о «семейной конторе» начинала получать подтверждение...
...Роман Гюго был прочитан. Первое впечатление осталось: книга прежде всего о гражданской
Случилось это под вечер, в самом начале октября. Карабаев отпросился с работы чуть раньше, сославшись на визит дальних родственников, и Пустельга со своим сотрудником остались в кабинете одни.
– Бог весть, – рассудил Микаэль, выслушав соображения начальства. – Сергей! Я хоть и несостоявшийся актер, но все-таки работник органов, а эта профессия приучает к реализму. Как говаривал Станиславский: «Не верю!»
– Почему? – Пустельга даже обиделся. – Мы же читали о процессе Зиновьева, о процессе Пятакова!.. Вас не убедило?
– Угу... Очень убедило! Ведь что выходит? Те, кого вы назвали, еще совсем недавно пользовались огромным влиянием. У них была связь с Троцким, с иностранными спецслужбами. Их люди были во всех республиках, в центральных наркоматах, у нас, в армии. И что? Убили Кирова? Еще двоих-троих? Гора родила мышь – и то полудохлую... Теперь с другой стороны...
Михаил оглянулся, словно их могли подслушивать. Предосторожность, конечно, не лишняя, особенно в Большом Доме...
– Коллективизация... Вы хоть представляете, что тогда было? Жаль, нет товарища Карабаева, он как раз свидетель. Пятнадцать миллионов депортировано! Пятнадцать! Из них несколько миллионов взрослых мужиков с опытом гражданской войны и со спрятанными обрезами! И что? Пикнули?
– Но... ведь тогда были попытки... Убивали активистов... В Туркмении был мятеж. И в Узбекистане...
Пустельга приехал в Ташкент несколькими годами позже, но был наслышан о событиях 30-го.
– Мелочи! Мелочи, Сергей! Взбунтовалось несколько тысяч дехкан на окраинах да постреляли сотню селькоров в центре! Нашего Прохора ранили... И все? Выходит, все. А ведь лучшего повода до восстания не было! Что, прошляпило подполье? Думаю, нет – просто не смогло... Теперь дальше: 33-й, Украина, голод, хуже чем при Годунове. И что? Отдельные бунты, письма в ЦК – и все? И это Украина? Что там творилось в гражданскую! Там что, не было подполья? Было! Не потянули!
Пустельга слушал, немного ошарашенный. О таких вещах его сослуживцы обычно предпочитали молчать. Обобщать порою опасно...
– Теперь 34-й и чуть позже. Для подполья, Каменева, Бухарина, их банды, это был последний шанс. Последний! Мы уже вышли на Рютина, на Смирнова, на Ломинадзе, на Зиновьева! Если бы у них была хоть какая-то возможность, неужели не выступили бы? И что? Убили Кирова, довели народ до бешенства – и сами в могилу?
Он покачал головой, закурил очередную папиросу: