Око тайфуна
Шрифт:
Отсюда энтузиазм, до сих пор присутствующий в ностальгических воспоминаниях. «Не бежать невозможно…»
Ноосфера быстро приобрела нездоровые особенности. Начав воспринимать «новый мир» как овеществленное счастье, общественное сознание стало нетерпимым по отношению к любой критике этого идеала — ситуация, чреватая «охотой на ведьм» и прогрессирующей ксенофобией. Исключительная ориентация на будущее привела к тотальному отрицанию прошлого. Уничтожение церквей шло с полного одобрения большинства.
Наиболее опасным было вытеснение в подсознание реальной обстановки, в которой приходилось жить и действовать.
В следующее десятилетие болезненные явления продолжали нарастать.
«Власть имущим» идея «нового общества» давала оправдание, иллюзию деятельности во имя народа, его грядущих поколений. Массы жили с отсроченными интересами, руководство жило с отсроченной совестью. Те и другие рассчитывали получить по векселям.
Война разрушила часть мифов ценой лучшего, что мог дать социум. Поколение, пережившее ее, стало образцом гражданской трусости. Дело здесь не только в фанатизме и вошедшем в привычку повиновении. Слишком многие не вернулись [29] .
29
Общее количество убитых, искалеченных, репрессированных, исключенных из общественной жизни составляет не менее 20 % от населения страны. Опыт Франции в послеверсальскую эпоху показал, что 10 % достаточно для социальной деградации.
Деформации продолжали нарастать.
«In the Land of Mordor Where shadows lie»(4).
Страну населяли тени.
Шестидесятые.
Почему-то никто не обратил внимание на общемировой характер этого феномена. Схожие процессы развернулись в СССР, США, в Африке и Европе. Освобождение мысли.
Компьютерная революция. Человечество дотянулось до звезд. Знаменитыми работами Форрестола и Медоуза началась прогностика.
Развалилась колониальная система. Впервые в современной истории произошла деэскалация политического кризиса. Громко заявило о себе университетское студенчество. Экспоненциально росли расходы на образование и науку.
Из этого времени берет свое начало трагедия романа. Непосредственно из шестидесятых пришел Вайсброд.
Как-то, пересказывая роман, я назвал Вайсброда постаревшим Гириным(5), обратив внимание на общность биографий и единство реакции на мир.
«…я дрался! Я маневрировал, да! Мой лучший друг двенадцать лет делал вид, что меня не знает!»— бессильно кричит Вайсброд. Это была цена работы.«Другой мой друг, когда я тайком приехал его проводить, плюнул мне в лицо».
«— Западные Ворота Морийского Государя Дарина открывает Заветное Заклинание, друг».И еще: «хранителей спасет лишь взаимная верность»(4).
«Прорыв шестидесятых» соединил у нас в стране два прогрессивных течения. Первое — преклонение перед наукой, интеллектуальное освобождение — носило, как я уже отметил, общечеловеческий характер. Если нужны ярлыки, его можно назвать либеральным или даже буржуазно-либеральным. Второе, коммунистическое, течение существовало только у нас. В этом наша заслуга, в этом наша вина.
«Под звон курантов, главных на планете, Под30
Стихи В. Рыбакова.
Суждения о «новом мире», сложившиеся у людей, представляли собой миф. Однако, вне зависимости от этого, рациональное зерно существовало. Сейчас мы близки к тому, чтобы забыть это, но Маркс действительно был крупнейшим экономистом своего времени, а Энгельс заложил основы теории систем задолго до Богданова и Берталанфи и научился применять ее к историческому процессу задолго до И. Ефремова. Созданная классиками динамическая модель изобилует ошибками, но она правильно оценивает тенденции [31] . Во всяком случае, известные мне альтернативные схемы обладают меньшей предсказательной силой, хотя и создавались на сто лет позже.
31
Сравните хотя бы предсказания Энгельса о характере будущей общеевропейской войны с расчетами военных специалистов.
Идеологической основой советских шестидесятых стала попытка верификации идей коммунизма. Созданная И. Ефремовым (в меньшей степени А. и Б. Стругацкими) стандартная модель была, как показал дальнейший анализ [32] , ошибочной. Но она была научной.
Общественное сознание обрело реалистическую перспективу. Страна стряхнула с себя прошлое и сноваустремилась в завтра. Специалист разглядел бы в происходящем черты нездоровой эйфории.
32
Вехи этого анализа: А. и Б. Стругацкие. Гадкие лебеди (1966, опубликовано в 1987 г.), И. Ефремов. Час быка (1968), А. и Б. Стругацкие. Жук в муравейнике (1980), В. Рыбаков. Доверие (1984, опубликовано в 1989 г.).
Гирин. Вайсброд. Одна ошибка — страшная, преступная — отождествив себя с обществом, они отождествили общество с государством.
«… я выиграл! Я нашел вас! И выучил вас! И мы обгоняем их на пять лет! Не сметь испортить! (…) Эта страна получит амбулаторные резонаторы первой! Эта!! Тем и так неплохо!!»(2)
Это позиция коммунара.
Я не осуждаю. Но, доверившись стране, шестидесятники доверились тем, кто выступал от ее имени — правящей элите, которую всякий марксист считает выразителем интересов господствующего класса(6,7).
Контрудар системы не мог встретить сопротивления.
Предавали не все.
Спивались. Почти все.
Уезжали.
Сильные поступали, как Вайсброд. Вели безнадежную борьбу, поддерживая существование «этой страны». Меньшинство из них создало людей, которых я называю тенью шестидесятников. В романе к ним принадлежат Симагин, Вербицкий и Ляпишев.