Око тайфуна
Шрифт:
«…люди, излишне увлеченные чем бы то ни было, — хоть женщинами, хоть наукой, хоть марками — сродни наркоманам, и не вполне хомо сапиенсы сапиенсы»(1).
Признак марсианина: восприятие мира как сложного организма, который нельзя сразу взять и познать. Для Невеселова природа — тоже субъект (отсюда персонификация ее в маске дьявола), и жизнь вместе с наукой обретают черты игры. Марсиане вообще не столь далеки от люденов — людей играющих. А к игре не принято относиться серьезно, и получается, что «человек отличается от животного чувством юмора»(1).
Качество, неразрывно связанное с пониманием простого факта: конечного состояния науки не существует,
Цивилизация
«…вместо того, чтобы гнать меня в шею, оставили мне „ЗИМ“ с Павликом, решили, что страна не может позволить себе роскоши разбрасываться такими людьми, и попросили меня „в удобное от отдыха время контролировать взращенную вами научную школу и давать ценные указания. Хотя бы раз в месяц — этого достаточно“.
Что я сейчас и делаю, мешая людям работать»(1).
Это не самоуничижение. В редакции «Науки и мысли» Невеселов не ощущает себя лишним. Просто понимание времени. Настает момент, когда нужно уходить с переднего края, этот момент нельзя упустить.
Динозавр отдает институт другому «бессмертному» и не произносит слов о стране, науке, долге и благодарности. Да у него и нет особых причин быть благодарным обществу за «ЗИМ» с персональным Павликом. Общество, кстати, в его ежемесячных обходах учреждения без вывески вовсе не нуждается.
Тогда почему? Желание купить? Знак уважения? Ни то, ни другое. Просто особенность цивилизации, сложившейся в данной стране, — чтить кладбища. И людей — тем больше, чем они ближе к кладбищу. Культура, обращенная в прошлое.
Те, кто предоставляли «ЗИМ», полагали, что с уходом Юрия Васильевича учреждение без вывески развалится. Эту мысль они внушили «бессмертному» директору, но не «бессмертному» академику, который в оценке своих заслуг не проявляет излишней сентиментальности.
В обществе обратной ориентации марсиане начинают получать тогда, когда уже не нуждаются в этом.
Западный мир обращен в настоящее. Конфликт поколений решен в пользу того, кто больше работает и зарабатывает сейчас. Старые заслуги хороши для рекламы, но если ты не в состоянии обеспечить ее, сходишь с круга, и о тебе забывают.
По крайней мере, это справедливо. Но, увы, работа марсиан не всегда имеет денежный эквивалент и слишком часто адекватно оценивается лишь другими марсианами.
Какой мир, какое общество вполне отвечает феномену марсианина? Что произойдет, если они вытеснят из науки швейцаров и создадут собственную коррумпированную (то есть, стоящую вне писаного закона) информационную сеть? Не станет ли этот момент началом цепной реакции знания и поворотным пунктом истории?
Ф. Энгельс выделял три основные стадии общественного развития: дикость, варварство, цивилизацию. Не хочется называть цивилизацией то, что происходило с человечеством в темном тринадцатом или просвещенном двадцатом веке.
Время разума еще не пришло?
Журнал
Важным свойством исторических процессов является (на мой взгляд) их объективность. История, конечно, сознательна, и творит ее человеческая воля, которую Господь сделал свободной. Но далеко не всегда сумма поступков, претворившаяся в последовательность событий, отвечает замыслам тех, кто эти поступки совершал. Существует определенная логика крупномасштабных
Академик Эн хотел всего-навсего иметь у нас подлинную научную критику, создать журнал, в котором целенаправленно выискивались бы «побочные эффекты любого научного проекта или открытия»(1).
Во исполнение этой идеи Динозавр, приложив значительные усилия и продав дьяволу душу, получил с его (дьявола) помощью в свое распоряжение журнал «Наука и мысль» издательства «Перспектива».
Кстати, а почему для этого потребовалась чертовщина? Иными словами, почему, собственно, такому журналу не быть? («Химия и жизнь», которая явственно угадывается под белыми обложками динозавровского творения, не в счет. Все-таки труба пониже, и дым пожиже, и химия, а не наука, и, притом, «и жизнь».)
«У всех наших научно-популярных журналов одна, но пламенная страсть. Они пропагандируют науку и соединяют ее с жизнью.
— А вы что же, не собираетесь соединять науку с жизнью? (…)
— Нет, не собираюсь. Сегодня пришло время не соединять, а спасать жизнь от науки. Это будет антинаучно-популярный журнал. Журнал нового типа. Он будет соединять науку не с жизнью, а с мыслью. Они до сих пор были оторваны»(1).
В научных кругах к популярным изданиям принято относиться с иронией. Там предпочитают журналы специализированные. Уровень специализации возрастает, информация накапливается, в библиотечные стеллажи ежемесячно добавляются миллионы байт, этот массив невозможно творчески обработать вовремя, его и не обрабатывают — подавляющее большинство статей будут прочитаны лишь тогда, когда они полностью устареют и будут пригодны лишь для исторического обзора, в исследованиях используются единицы работ — получивших рекламу, место в престижном журнале или подписанные известным именем — остальное оседает в хранилище.
Связано это с ориентацией специализированных научных журналов на осязаемый результат. Между тем, инвентаризация природы не вносит организации в безбрежный мир фактов и потому не способствует решению основной задачи познания — упорядочению информации, сокращению ее мертвого моря до обозримых пределов.
Междисциплинарные «популярные» издания вынуждены ориентироваться на методы познания, поиски связей — логику мира. Значит, информация, публикуемая в таких журналах, может быть использована эффективно.
«Наука и мысль» заметно отличается от ныне существующих изданий. Журнал академика Невеселова специализируется на метанауке. Не разоблачение ложных ценностей, но утверждение подлинных, изучение скрытого смысла ведущихся исследований, познание науки (в рамках первого и наиболее общего определения) — цель его существования.
Если она будет достигнута хоть частично, эффективность науки многократно возрастет. Прежде всего, появится возможность ранжировать исследования, отличать существенное от несущественного. Возникнет водораздел между наукой сапиенсов и сапиенсов сапиенсов.