Око Терры
Шрифт:
Жизнь есть борьба. Ты приложишь усилия и преуспеешь.
– Пусть я даже и поверю во все это… - у Лоргара похолодела кровь. – У меня сто тысяч воинов. Мы погибнем в тот же миг, как только высадимся на Тронный Мир.
Ты привлечешь больше, освобождая мир за миром. Так записано среди звезд. После того, как ты покинешь это место, твой Легион более не будет тратить годы на созидание совершенных миров, которые почитают Анафему как Бога-Императора. Ты сокрушишь сопротивление своей пятой и возьмешь на службу новых, преисполненных веры людей. Некоторые из них
Примарх подавил потребность выругаться.
– Мне все неуютнее слушать, как ты обсуждаешь мое будущее в столь определенных категориях. Ничего из этого еще не произошло, и может никогда не случиться. И ты так и не ответил на важный вопрос. Почему это должен быть я?
Это должен быть ты.
Его зубы сжались так сильно, что скрипнули.
– Почему? Почему не кто-нибудь из остальных? Гор? Сангвиний? Лев? Дорн?
В других Легионах каждый умрет за своего примарха и пожертвует жизнью ради Империума. Но Империум – это рак, убивающий ваш вид. Даже когда некоторые твои братья выступят против Императора, то будут сражаться за то, чтобы править Империумом. Лишь Несущие Слово умрут за истину и само человечество.
Сейчас нужно объединить веру и сталь. Если человечество станет империей, а не видом, то падет от когтей чужих и гнева богов. Таков порядок вещей. Уже происходившее раньше повторится вновь.
Лоргар снял с пояса запечатанный свиток и чрезвычайно осторожно развернул его. К пергаменту пристали красная пыль с поверхности Шанриаты и несколько пятнышек крови из побоища у Врат Вечности. Они пятнали кремовую страницу, выглядя на светлой бумаге жирными, словно крохотные восковые печати.
Кровь его сына. Жизненная влага одного из его Легиона через пятьдесят лет. Воина, которому предначертано погибнуть на родном мире человечества, в бесчисленных системах от места рождения. Да и родился ли уже этот воин?
Лоргар смял пергамент, уничтожая колхидскую клинопись, и уронил его на холодную землю.
– Магнус сейчас здесь? А мы здесь – в пятидесяти годах от той ночи, когда я вошел в Великое Око?
Да. Момент, где мы сейчас находимся, лишь на считанные дни позже события, которое человечество будет помнить как Разорение Просперо. Магнус стал жертвой собственного высокомерия, и теперь пребывает в самой высокой из башен этого разрушенного города, оплакивая уничтожение своего Легиона и гибель надежд. Он желал лишь самого наилучшего, но любопытство обрекло его на проклятие Императора. Он слишком долго и глубоко вглядывался в те идеалы, которыми не обладает Император.
Не ожидав меньшего, Лоргар кивнул. В конце концов, подобное вряд ли можно было назвать беспрецедентным. Его собственный Легион – сто тысяч Несущих Слово на коленях в прахе Монархии…
Он покачал головой, снова глядя на город и башню в его центре.
– Почему он пришел сюда, в эмпиреи?
Чтобы спрятаться там, где его не смогут схватить псы Императора. Чтобы зализать раны. Магнусу вынесен приговор за его прегрешения. Он предпочел
Лоргар двинулся вперед.
– Я поговорю с ним.
Тебе не позволят предстать перед Алым Королем.
Ему не требовалось оборачиваться, чтобы знать, что демон улыбается.
– Посмотрим, - произнес он через плечо.
Ответа не последовало. Ингефель пропал.
Ему угрожал урод, облаченный в темно-красный керамит легиона Тысячи Сынов.
– Денлкрргх йидзун, - потребовал тот. Бронзовый болтер охватывали дрожащие щупальца телесного цвета, заменявшие существу руки. Позади одинокого часового высились горы щебня, оставшиеся от рухнувшей городской стены Тизки.
Лоргар медленно выдохнул. Даже на расстоянии дюжины метров от Тысячного Сына несло гнилым мясом и насыщенным резким медным запахом эфирных выделений. Остатки его лица выглядели так, словно расплавились и стекли вниз по передней стороне черепа.
– Я Лоргар, владыка Семнадцатого Легиона, - он указал на болтер, который держала тварь. – Опусти оружие, племянник. Я пришел поговорить с братом.
Очередная попытка заговорить сорвалась с губ изуродованного лица Тысячного Сына бессмысленными расплывчатыми звуками. Похоже, тот понял, что лишен этой способности, поскольку через миг в сознание Лоргара вплыл спокойный культурный голос.
Я Хазджин из Пятнадцатого Легиона. Ты не можешь быть тем, кем кажешься.
Лоргар скрыл свой дискомфорт под отцовской улыбкой.
– Я могу сказать то же самое о тебе, Хазджин.
По земле прошло особенно жестокое содрогание. На нижних уровнях ближайшей пирамиды разлетелись стекла, а с разрушенной городской стены скатились новые камни.
Алый Король говорит нам, что мы единственные люди в этом мире. Стекающее лицо Хазджина неуклюжим вдохом набрало полный рот воздуха. Ты не можешь быть лордом Аврелианом из Несущих Слово.
Лоргар развел руки, демонстрируя безоружность и благожелательность.
– Ты же знаешь меня, Хазджин. Помнишь тот вечер, когда я читал лекцию об аллегориях Хеда и Квахира в западном садовом районе Города Серых Цветов?
Болтер чуть-чуть опустился. Хорошо помню. Сколько воинов из моего Легиона присутствовало в ту ночь?
Лоргар уважительно кивнул Тысячному Сыну.
– Тридцать семь, а также толпа смертных числом более двадцати тысяч.
Скошенные глаза воина медленно моргнули. А в чем состоит пятидесятый принцип Квахира?
– Пятидесятого принципа Квахира не существует, он умер от чахотки вскоре после того, как записал девятнадцатый. Пятидесятый принцип Хеда состоит в том, чтобы содержать плоть и железо в такой же чистоте, что и душу, поскольку внешнее неизбежно просачивается вовнутрь.
Воин опустил болтер. Возможно, что ты и обманщик, но я отведу тебя к моему повелителю. Он взглянет на тебя собственным оком.
Лоргар снова склонил голову, на этот раз в жесте благодарности. Он последовал за прихрамывающей фигурой Хазджина, которая поднималась по горам щебня, чтобы войти в город. От сбивчивой походки воина сервоприводы сочленений его доспеха взрыкивали.