Око Тимура
Шрифт:
Поежившись от ветра, Раничев ушел с галереи в дом и, тщательно прикрыв за собой дверь, улегся на ложе, кутаясь в толстое шерстяное одеяло. Конечно, можно было бы просить у хозяина дома жаровню – но только за отдельную плату. А платить не то чтобы не хотелось – уже и нечем было. Вот и попробуй тут порешай разведывательные задачи! Штирлиц или там Иоганн Вайс хоть жалованье получали в официальных структурах рейха, а тут как быть? Хорошо хоть эта придурочная негритянка Зейнаб теперь не сидит на шее. Слава богу, свалила-таки наконец в Египет. Интересно, зачем Тимур послал туда отравительницу? Хм… Зачем? Ясно зачем. Отравить кого-нибудь, может – даже самого султана, убийства послов не прощают. Ну Зейнаб в этом смысле кандидатура вполне подходящая, сказано отравить – отравит, терпения не занимать. Так что никак нельзя позавидовать теперь египетскому султану, никак… Ну черт с ними со всеми, и с Зейнаб, и с султаном… Как же теперь самому-то прожить? Прямо хоть воровать
Раничев поворочался – как же, черт побери, быть-то? Вспомнить волшебные слова «Же не манж па сис жур, подайте бывшему депутату Государственной думы»? Подать-то подадут, да ведь местные нищие тут же набьют морду – конкуренты никому не нужны. Что ж придумать-то? Гребцом на барку наняться? А и прогуляться завтра же в гавань, посмотреть, что да как. Финансовый вопрос решить надо, и как можно быстрее. Тьфу ты… Вот ведь хоть и зашил серебро в пояс, так все зря – сбежавший в Эдессе слуга прихватил его с собой, гад, а Раничев спохватился уже слишком поздно, раззява такая. Теперь вот сиди, глотай слюни. Что он здесь сможет без денег? Ни поручение эмира выполнить, ни довести до конца собственные планы. Надо, надо раздобыть денег. А как бы поступил на его месте какой-нибудь нелегал из известных фильмов, например Штирлиц. Ну тут ясно – занял бы у Шелленберга или, еще лучше, у «папаши» Мюллера, потом бы повинился, сказал, что проигрался на скачках, долг-то ему, конечно, не списали бы, но, по крайней мере, уж подождали бы… до победы Советской армии, ха-ха-ха! Иоганн Вайс, он же Алексей Белов? Тоже мог бы занять… Хотя нет, по фильму – он же автомеханик классный, ну тогда вообще разговора нет. Жаль вот, здесь, в Антиохии, нечего ремонтировать. Так, эти не подойдут – не тот опыт. Не подойдет и адъютант его превосходительства капитан Кольцов – белый офицер деньги не будет зарабатывать принципиально! А вот, к примеру, Ладейников, из фильма «Мертвый сезон»… Он чем там промышлял? Ага, игровыми автоматами. У церкви еще их хотел поставить, аферист… Вот-вот… уже близко… Какая-нибудь изящная афера в духе Остапа Бендера… Есть, есть наметки… тут же османских снабженцев полно…
Поразмышляв еще часа два, Иван широко улыбнулся, похвалил сам себя: «Ай да Раничев, ай да щучий сын!» – и, закутавшись в одеяло, крепко проспал до утра.
Утром, солнечным – бывало здесь и такое – ноябрьским утром, натянув сапоги и накинув поверх кафтана длинный, бесформенный, по местной моде, плащ, быстро направился в сторону речной гавани и рынка. Несмотря на сияющее в голубом небе солнце было не очень-то жарко – с Сильпийских гор дул холодный ветер, заставляя прохожих поплотнее заворачиваться в шерстяные накидки. Пройдя мимо живописных римских терм, Иван свернул к городским воротам и обрывистым берегом ручья спустился к рынку – бывшей эллинистической агоре – главной площади города. Тут уже бушевала стихия – средневековые люди, вне зависимости, где они жили, в большинстве своем поднимались рано и так же рано ложились – электричества и телевизоров не было, а жечь долго свечи – себе дороже. По всей прилегающей к реке площади разносился разноголосый гул – похоже, тут можно было купить все: светловолосых славянских рабов, черных девушек Ифрикии, египетские камеи и бусы, анатолийские шерстяные ткани, дамасские мечи, золотую посуду Багдада, пурпурную ткань, по высокой цене повсеместно предлагаемую местными купцами. Ивану нужно было что-нибудь такое… этакое… он пока и сам не знал что и поэтому пристально вглядывался в прилавки… Мечи, сабли, доспехи… очень неплохие, но пока не нужно… халаты и прочее одеяние, яркое, праздничное, украшенное драгоценными камнями… вот это бы нужно, да не хватит денег… О! Пояса! Торговец, похоже, турок. Откуда ты, уважаемый? Из Измира? Точно турок. А турки принципиально не торгуются, считают это дело низким… Да-да, господин хотел бы приобрести пояс. Сколько стоит вон тот? Однако дорого… А вот этот, синий? Угу… А бляшки на нем золотые? Медные… Понятно, оттого и цена… Что? Если почистить песком, не отличишь от золотых? Так это же низкий сорт, нечистая работа! Хотя… чего уж тут раздумывать, так и быть, давай… Не скажешь ли, где я могу купить чернильницу
Услыхав звон медных колокольчиков водоноса, Раничев обернулся, подозвал усатого мужика с большим медным кувшином за спиной, протянул монетку. Водонос, с полной затаенного достоинства улыбкой, нацедил воду в высокий стаканчик. Иван с наслаждением выпил и, подумав, купил еще. Второй стакан уже пил медленно, словно бы с неохотой. Водонос тем временем повернулся к следующему клиенту.
– Господин, – услышал вдруг Раничев жалобный голос. Обернулся – худой, лет четырнадцати на вид, парень, в грязной короткой тунике, босой, с покрытыми коростой коленками. – Господин не оставит хотя бы глоточек? – приложив руки к груди, взмолился попрошайка, длинные темные волосы его лохматил налетевший ветер. Странно, обычно тут стригутся коротко.
– На, – не допив, без лишних слов Иван протянул мальчишке остатки воды. – Какой ты веры, парень?
– Христианин.
– Помолишься за меня на паперти Святого Петра.
– А за кого молиться-то? – благодарно кивнув, поднял карие глаза пацан.
– За Ивана, – обернулся, уходя, Раничев и, вздохнув, повторил: – За Ивана и за Евдокию.
Отыскав лавку хромого Мустафы, Раничев потянулся к кошелю… Ага! Разрезан! Наверное, тот самый длинноволосый парень. Нельзя быть таким сердобольным… Это не он там прижался в угол? Да и пес с ним. Иван усмехнулся, он уже давно, отправляясь на рынок, клал в кошель лишь одну медную мелочь, деньги посолиднее – динары, дирхемы, дукаты – прятал в специально пришитый к внутренней стороне кафтана карман, да еще и застегивал булавкой – поди, укради!
Выбрав в лавке несколько разноцветных павлиньих перьев и изящную чернильницу из тщательно отполированной яшмы с золотою цепочкою, Раничев прицепил все это к новому поясу так, чтоб хорошо было видно, и, выйдя на улицу, в задумчивости остановился. Требующаяся для задуманного дела экипировка была бы неполной без лошади или хотя бы осла. Ведь не ходит же пешком солидный османский чиновник-ага? Оглядываясь по сторонам, Иван словно бы желал увидеть на одной из лавок вывеску типа: «Прокат лошадей. Дешево. По будним дням – скидки». Однако, таковой не увидев, вздохнул…
– Господин не желает нанять слугу? – вкрадчиво осведомились сзади. Раничев оглянулся – тот самый парень, что шел за ним с рынка.
– Слугу? – задумчиво переспросил Иван. А ведь неплохая идея… Раз нет лошади, то…
– Если только в долг, – неожиданно хлопнув парня по плечу, громко произнес он. – И сначала верни медяхи…
– Какие медяхи?
– Такие. Из моего кошелька. Скажешь, не ты разрезал? – Раничев быстрым движением крепко схватил собеседника за руку.
– Пощади, господин! – в испуге залепетал тот. – Я тебе все верну, все, клянусь Святым Петром, только не надо звать стражников. – Парень замотал головой, в левом ухе его блеснула дешевая бронзовая серьга, а вместо правого… вместо правого уха торчал безобразный обрубок!
– Да не вырывайся ты, – скривил губы Иван. – Ты что, раздумал наниматься ко мне в слуги?
– Так ты, господин… – В карих глазах парня вдруг вспыхнула надежда.
– Меньше текста, – прервал его Раничев. – Лучше ответь на пару вопросов. Первый – на каких языках ты говоришь?
– Как ты видишь, хорошо знаю речь турок, еще говорю и пишу по-арабски, знаю иудейский и греческий, только писать на них не умею.
– Хорошо. – Иван удовлетворенно кивнул. – Теперь второй вопрос, он же и последний – кто тебе оторвал ухо? Да не нужна мне мелочь, пошутил я. Оставь себе… в счет оплаты. Ну?
– Султанский палач, – неожиданно улыбнулся пацан. – Ну я сам виноват – слишком уж неудачно продался в рабство.
– Это как? – заинтересовался Раничев.
– Да так. – Парень пожал худыми плечами. – Я ж сирота, из милетских греков – деревню мою разорили турки, вот я и подался сюда, в Антиохию, к родичам, ну да те уже давно, как оказалось, померли. Деваться некуда, ночевал на рынке да под мостом, присмотрелся к местным парням, как те купцов обманывают. Продают друг друга якобы в рабство, затем сбегают. Вот и я так попробовал. Два раза удачно прошло – деньги мы с Арсеном, напарником моим, поделили, ну а на третий раз попались оба… Меня сразу схватили, а Арсен – бежать, вот его на бегу стрелой и пронзили стражники. Прямо в сердце попали, так он, бедняга, не мучился… А мне вот… – Пацан показал на отрубленное ухо. – И это еще легко отделался.
– Да уж, – махнул рукой Раничев. – А звать-то тебя как?
– Георгиос.
– Вот что, Жора. Похоже, ты мне подходишь. Но – беру тебя с испытательным сроком, и знай – неудачники мне не нужны. Будешь исполнять все, что скажу, в деньгах не обижу… И еще… – Иван внимательно осмотрел парня. – Слишком уж ты грязен. Так не годится! Что про меня люди подумают?
– Я могу в баню…
– Вот-вот, в баню… – Раничев посмотрел на солнце. – До полудня успеешь?
– Запросто, – заверил Георгиос. – Тут недалеко и дешево. Моих… вернее – твоих… – он потупился, – медях хватит.