Око Тимура
Шрифт:
– А что муфтиям до нашего кади? – усмехнулся Иван. – Завидуют его славе?
– Может быть, – тяжело вздохнул старик. – Ох, бедный, бедный хозяин.
– Стоит проникнуть во дворец. – Раничев отхлебнул из чаши. – Этот твой Касим не может помочь?
– Что ты, что ты! – испуганно замахал руками Хайреддин. – Проникнуть во дворец халифа? Не дай Аллах и помыслить такое!
Иван пожал плечами. Похоже, на помощь старого слуги можно было рассчитывать только до определенных пределов, в остальном же приходилось надеяться на себя. Что ж – не самая плохая
– Дядюшка Хайреддин, – улыбнулся Иван. – А скажи-ка, где здесь торгуют рыбой?
Рыбный рынок располагался не так далеко от невольничьего, да можно сказать, почти рядом, отгороженный невысокой стеной из белого камня. Впрочем, несмотря на все это, специфический запах рыбы можно было учуять издалека. А чем ближе был рынок, тем больше околачивалось на улице тощих египетских кошек. Многие из них, облизываясь, сидели невдалеке от прилавков, терпеливо ожидая подачек.
– Свежие угри, ах, вкус – рахат-лукум! – Едва Раничев повернул к рядкам, как его уже обступили торговцы.
– А вот скумбрия, окунь…
– Попробуй морского ежа, почтеннейший господин, не пожалеешь!
Еле отбившись от привязчивых продавцов, Иван пошатался по рынку и выбрал более-менее чистый рядок со свежей, изумительно-серебристой рыбой, продавцы которой с некоторым презрением поглядывали на остальных.
– Хорошая рыба? – подойдя ближе, поинтересовался Раничев. – Говорят, такую даже сам халиф ест, да продлит Аллах его годы.
– Конечно, ест! – почти хором воскликнули торговцы. – А как же? Вот именно эту и ест. Погоди, уважаемый, вот приедет от двора халифа приказчик, сам убедишься!
– Да неужто?!
– Да-да! Он уже с раннего утра должен бы быть, да вот, верно, задержался.
– Угу…
Отойдя от рыбников, Раничев подозвал водоноса и, напившись, присел в куцей тени пальмы. Над рынком, крича, проносились большие белые птицы, нахально отбиравшие добычу у кошек. Иван понаблюдал все это безобразие, полюбовался на узорчатый минарет соседней мечети, купил у пробегавшего мимо мальчишки пригоршню дынных семечек, бросил в рот, аккуратно сплевывая шелуху в кусты… Ждал.
Жан-Люка он и не признал сразу, так тот изменился за столь короткое время. Марселец приобрел важную осанку и словно бы стал выше ростом, дорогой голубой с желтыми полосками халат его был подвязан шелковым поясом с кистями. На поясе висел солидных размеров кошель и четки из полированной яшмы, видимо, используемые приказчиком вместо счетов.
– Эй, Жан-Люк, ты ли это? – по-итальянски крикнул Раничев.
Марселец обернулся…
– Иван! – Бросив помощникам, чтобы грузили арбу без него, Жан-Люк, подбежав к Раничеву, крепко обнял его. – Иван! Рад, что ты жив и, похоже, совсем не бедствуешь!
– Да уж, – отмахнулся Иван. – Это ты у нас процветаешь, а
Жан-Люк с сожалением покачал головой:
– Сейчас не могу – дела. Давай вечером? Знаешь корчму «Три глаза» в христианском квартале?
– Найду.
– Вот там и встретимся.
– Хорошо. – Раничев улыбнулся, увидев, как, подбежав к уже нагруженной арбе, марселец принялся выбраковывать рыбу.
– Эта никуда не годится, – ругался он. – И та… и вот эта…
– Э, уважаемый Жалюк, да разве ж мы хоть когда-нибудь подсовывали тебе плохой товар? – смеялись торговцы.
– Всегда подсовывали, – махал руками Жан-Люк. – Только я не брал…
Таверна «Три глаза» располагалась в самой глубине христианских фундуков, почти на самом берегу Тунисского озера, во всяком случае, из окон таверны озеро было хорошо видно.
– Говоришь, кади зовут Зунияром? – потягивая вино, повторил вопрос Жан-Люк.
Раничев кивнул:
– Да, Зунияр-хаджи.
– Попробую разузнать… Я ж теперь при дворе почти главный по всем закупкам, – не удержавшись, похвастал марселец.
– И домой не тянет? – улыбнулся Иван.
Жан-Люк пожал плечами:
– Знаешь, как-то и некогда об этом думать. Все дела, дела…
Однако! Иван покачал головой – видно, марселец не очень-то тяготился рабством. Впрочем, как и сам Раничев…
Выпив еще, они договорились встретиться через три дня на рынке. К этому времени Жан-Люк обещал разузнать вообще все, что только можно было вызнать о кади Зунияре-хаджи. Надо признать, марселец выполнил свое обещание.
– Кади Зунияр находится под почетным арестом, – поведал он через три дня. В общем-то, это не было новостью для Ивана. – Халиф уехал охотиться и будет еще не скоро, а за это время ему обязались предоставить все улики, обличающие хаджи в… – Жан-Люк понизил голос и оглянулся. – В вероотступничестве и богохульстве!
– Вот так дела! – протянул Раничев. – Обвинить почти святого человека бог знает в чем… И кто ж обвиняет, муфтии?
– Муфтии – да, многие из них не очень-то любят вашего кади… Но! – Марселец снова оглянулся, словно ожидал в любой момент обнаружить за собой слежку. – Но не только в муфтиях дело. Есть один человек, очень влиятельный и богатый раис… зовут его Фарид ибн-Бей.
– Фарид ибн-Бей? – быстро переспросил Раничев.
– Ты знаком с ним?
– Знаком, – сухо кивнул он. – Как ты думаешь, зачем он вредит кади?
– Даже не могу и сказать. – Жан-Люк почесал затылок. – Понимаешь, Иван, ибн-Бей и без того достаточно богат и влиятелен, чтобы кому-то завидовать… разве что… разве что кади случайно наступил ему на мозоль.
Иван усмехнулся: мысли марсельца вполне совпадали с его собственными.
Вечером Раничев играл в шахматы с Хайреддином. Играл не просто так, а чтобы в процессе игры выяснить у старого слуги кое-что, что он, может быть, и побоялся бы сказать не отвлеченный игрою.