Око вселенной
Шрифт:
Сбавив ход, яхта плавно и почти нежно подплыла к невозмутимо поджидающему ее Шлыкову, а Лена Баландина, гостья яхты, сестра погибшей от рогов троллейбуса Светы Баландиной и мимолетная подруга Саши Углокамушкина, пристально взглянула на пятидесятилетнего обрусевшего Посейдона и впервые в жизни по-настоящему почувствовала яростную, циничную страсть самки к опытному самцу.
— Такси заказывал, Александрыч? — поинтересовался морской извозчик у Шлыкова, наблюдая, как Екатерина Семеновна сбрасывает веревочный трап. — Ты только, прежде чем Катюху в рыло начнешь гвоздить, семь раз до тысячи в уме посчитай.
—
— Все что имеет смысл, на самом деле — бессмысленно, — изрек Петя Апостолаки, с интересом наблюдая, как Шлыков с огорчением рассматривает свой серый, некогда белый костюм. — Жизнь вообще бессмысленная штука без неожиданного падения в море, — назидательно произнес он и, равнодушно взглянув на Лену Баландину, посоветовал ей: — А ты отойди от рубки, не пялься на рулевого, у него аллергия на баб.
— А я не баба, — ничуть не обиделась Лена Баландина, — я женщина, а они для тебя уже давно в прошлом…
— Лена! — позвал ее Шлыков. — Захвати в каюте бутылку коньяка и стакан, а то я озяб что-то. Ну, — виновато посмотрел он на Екатерину Семеновну, — нашла фотографию клиента?
— Нашла. — Хрущ протянула ему цветную фотографию. — Он сейчас в доме отдыха «Красный десант» отдыхает и каждый день в город приезжает, пляски брачного марала вокруг нашей шоколадки Любочки Кракол совершает.
— Пятьдесят тысяч зелени, да? — облизнул губы Шлыков. — Здорово! Я его скоро, завтра то есть, и начну возвращать под каблук женушки. Надо же, — он еще раз посмотрел на фотографию и покачал головой, — за такое мурло и пятьдесят тысяч зелени…
— Санечка, у тебя в шкафчике не коньяк в бутылке, а розовый пятновыводитель. — Гибкая юная Леночка встала между Шлыковым и Екатериной Семеновной, держа в одной руке бутылку, а в другой узкий стакан. — Будешь пить?
— Прелесть, — умиленно-похотливо заулыбался Шлыков, — шутница прекрасная. Из твоих рук я готов пить даже авиационный керосин.
— Держи, Санечка. — Леночка плеснула в стакан на два пальца из бутылки. — Я не хочу, чтобы ты пил керосин.
— Пардон, — расшаркался перед Екатериной Семеновной и Леночкой Шлыков, предостерегающе подняв указательный палец. Он опрокинул в себя жидкость, поперхнулся и, выкатив глаза, сиплым голосом спросил у Лены Баландиной: — Что это, дорогая?
— Пятновыводитель, — с удивлением посмотрела на него Леночка, — я же тебе говорила.
Глава восьмая
Девятый, десятый и одиннадцатый модули, выведенные на орбиту американской стороной, по сути были сердцем МХК «Хазар». Они представляли собой сегментарные автономии яйцевидной формы, наполненные антимолекулярным лабораторным веществом трех спиралевидных полярностей. Модули «Харон-А», «Харон-Б», «Харон-В» на самом деле являлись компонентами двигательной системы МХК, и в их обязанности входило в нужный момент включить, точнее, разбудить, хроногиперболизированный ускоритель, который по идее его создателей должен был одним «броском» швырнуть «Хазар» на орбиту Юпитера и сразу же «уснуть», предоставив противостоять притяжению гиганта обычным, на «бафометине», двигателям. Было одно «но» — никто не знал, насколько сильным и
— И все-таки, — президент США, пригласивший на коктейль в Белый дом ведущих конструкторов комплекса «Янки», обратился к Джону Карри, только что официально назначенному пятым членом экипажа и первым заместителем Даниэля Хильсона, — каким образом хроноускоритель, являясь сутью двигательной системы «Хазара», получил статус «машины времени», принцип действия которой никто не может объяснить?
— Видите ли, сэр, — издалека и почтительно начал объяснять Джон Карри, — все дело в созданных нами искусственных световых молекулах и в двойных атомах водорода. При расщеплении одного атома происходит энергетическое оплодотворение другого, так называемого «лояльного», который, в свою очередь, синтезируется в первом «диком» атоме, таким образом позволяя нам влиять и управлять процессом, когда заранее внедренные искусственные молекулы света начинают расти в геометрической прогрессии, что создает предпосылки к увеличению скорости света в порядковые разы, без рассеивания и отрыва от источника.
— Это что, — президент несколько растерянно посмотрел на Джона Карри, — похоже на политику Соединенных Штатов Америки в Европе и России?
— Да, — обрадовался подсказке высокопоставленного американца Джон Карри, — очень похоже. Постоянное осуществление термоядерного гипервзрыва, сдерживаемого потоком постоянного усиливающегося и развивающегося света направленного действия с непредсказуемыми последствиями.
— Черт! — восхитился президент США, с гордостью глядя на гражданина своей страны. Он повертел головой по сторонам, желая поделиться своим восхищением еще с кем-нибудь, и, увидев проходящего мимо Чигиринского, с чересчур полным для Америки и официального коктейля стаканом виски в руке, окликнул его:
— Как вы думаете, равви, что Америка обнаружит на Юпитере?
— Я думаю, — решил польстить главе временно дружественного для него государства Ефим Яковлевич, — то же, что и всегда — любовь простых юпитерианцев, рынки сбыта и окончательный хеппи-энд.
— Нет, — огорчился глава Белого дома и виновато посмотрел на Джона Карри, — у Чигиринского лучше ничего не спрашивать. Фактически, он всех американцев, и меня в том числе, обозвал дебилами.
— Я протестую, — без особого энтузиазма запротестовал Чигиринский. — Я достаточно опытный раввин, но с Юпитером почти не знаком. Так, — Чигиринский повертел кистью руки в воздухе, — лишь в общих чертах. А ведь действительно, что Америка и примкнувшая к ней Россия хотят найти на Юпитере?
— Ну, — неуверенно забормотал президент и честно признался: — Я не знаю.
— Вот это меня и умиляет в людях. Не знают, а лезут. Вы понимаете, — Чигиринский посмотрел на президента Соединенных Штатов Америки, — всегда лезут и всегда не знают, куда и зачем.
— Ну почему же, — решил помочь президенту Джон Карри, — мы знаем, зачем и почему «Хазар» полетит на Юпитер.
— А ты бы лучше помолчал. Ты, Джони, хотя и талантливый, даже можно сказать великий ученый, но так до сих пор и не понял, что разум действует только на своем, строго и жестко ограниченном пространстве, в бесконечности ему делать нечего, там вотчина внеразумного и вечно чистого.