Око за око
Шрифт:
Ларссен отдал ему винтовку «Спрингфилд».
— Спасибо, дружище. Бритва мне не понадобится; я привык к бороде.
— Многие мужчины так говорят, — кивнув, ответил клерк. — Если хотите, чтобы вашу одежду постирали, прачечная Чанга находится на противоположной стороне улицы, там знают свое дело.
— Я здесь проездом, боюсь, что не смогу задержаться, но все равно спасибо, — сказал Йенс. — Но горячий душ! Горячая сосиска!
И он направился в душевую.
Как и обещал клерк, вода в душе была горячей, даже обжигающей. А мыло, явно домашнего производства,
Надевать несвежую одежду на чистое тело не очень хотелось, и Йенс поморщился. Он так долго не мылся, что перестал замечать грязь. Может быть, все-таки имеет смысл заглянуть к Чангу. Он причесал волосы и, насвистывая, вернулся к конторке.
Отдав клерку два доллара, он получил обратно свои веши, Йенс проверил, все ли на месте в рюкзаке, и клерк обиженно отвернулся. Наверное, с ним уже сотни раз проделывали подобные штучки.
Йенс отдал десять центов охраннику, сел в седло и поехал к мосту через Змею, который вел в штат Вашингтон. В двух кварталах к западу от ИМКА, как и сказал клерк, располагалась прачечная Чанга, на вывеске Йенс заметил китайские иероглифы. Он уже собирался проехать мимо, когда заметил заведение, которое называлась просто: «Мама».
Он остановился. Если Чанг работает быстро, может быть он успеет спокойно поесть?
— Почему бы и нет? — пробормотал он. Лишний час ничего не изменит.
Хозяин прачечной, которого звали Гораций, говорил на отличном английском языке. Он захихикал, когда Ларссен сказал, что собирается перекусить у «Мамы», но обещал вернуть выстиранную одежду через час.
Открыв дверь в соседнее заведение, Йенс не ощутил запахов домашней кухни. В нос ударили ароматы духов. Здесь пахло, как в публичном доме. Через мгновение он понял, что и в самом деле попал в бордель. Все естественно. Не могут же дровосеки целыми днями валить деревья. Он вспомнил, как захихикал Гораций Чанг, когда Йенс сказал, что хочет перекусить у «Мамы».
Крупная краснощекая женщина, возможно сама Мама, вышла из задней комнаты. Винтовка Йенса ее нисколько не напугала.
— Ну, вы, наверное, скрипите от чистоты, — сказала она, глядя на его только что вымытое лицо и влажные волосы. — Могу спорить, вы только что из ИМКА. Очень разумный поступок. А теперь заходите и выбирайте себе хорошенькую девочку.
Йенс открыл рот, собираясь объяснить, что он зашел, только чтобы поесть, но передумал и молча последовал за ней. Ему все равно придется ждать целый час, а здесь будет веселее, чем в ресторане.
Несмотря на заверения Мамы, девушки не выглядели особенно красивыми, а большинство и вовсе показались Йенсу злыми. Дамское белье, которое они щедро демонстрировали, знавало лучшие времена. Ларссен задал себе вопрос: а хочет ли он этого? И тут же обнаружил, что кивает девушке с курчавыми светлыми волосами. Она была немного похожа на Барбару — времен, когда они только познакомились, — по он
Она встала и потянулась. Поднимаясь вверх по лестнице, она сказала:
— Обычный сеанс стоит сорок. Еще десять баксов, если пополам, и десять за французскую любовь. Если хочешь чего-нибудь еще, поищи другую девочку.
Столь дерзкое обращение заставило Йенса повернуться на каблуках и выйти на улицу. Если Гораций Чанг еще не выстирал его одежду, он вернется.
Так уж получилось, что он вернулся к шлюхе. Простыни на постели были слегка вылинявшими, но чистыми. Интересно, стирает ли Гораций для заведения Мамы, и если да, то как с ним расплачиваются?
Девушка сбросила туфли, стянула рубашку через голову и осталась перед ним совершенно обнаженной.
— Ну, так чего ты хочешь, приятель?
— Скажи мне хотя бы твое имя, — пробормотал смутившийся Йенс — уж слишком по-деловому вела себя девица.
— Эди, — ответила она, но не спросила, как зовут его, а лишь повторила свой вопрос: — Ну, так как ты хочешь?
— Пополам, — ответил он, все еще смущаясь.
— Сначала покажи деньги. Не заплатишь — не сыграешь. — Она кивнула, когда он бросил на кровать несколько банкнот, и добавила: — Если кончишь, пока я буду сосать, заплатишь еще десять за полный французский вариант, хорошо?
— Ладно, ладно. — Йенс замотал головой, он чувствовал возбуждение и презрение к себе.
В лучшие времена он ничем подобным не занимался. Это имело такое же отношение к любви, как Мона Лиза — к картинке на ящике с апельсинами. Но сейчас ни на что другое ему рассчитывать не приходилось.
Йенс снял рюкзак, поставил винтовку в угол и разделся. Эди посмотрела на него так, словно изучала лабораторную крысу перед опытом.
— Ну, во всяком случае ты принял душ, — повторила она слова Мамы. — Уже кое-что. Никогда не видела тебя в наших краях. Ты зашел в ИМКА, потому что собирался сюда?
— Да, конечно, — ответил он, обрадовавшись, что между ними возник хоть какой-то человеческий контакт.
Однако на этом все разговоры закончились.
— Присядь на край кровати, ладно? — попросила она.
Когда он молча повиновался, она опустилась на колени перед ним и принялась за работу.
Она знала свое дело, тут сомневаться не приходилось. Наконец Йенс постучал по матрасу. Эди улеглась на постель и раздвинула ноги. Она никак не отреагировала, когда он принялся ее ласкать, но когда он забрался на нее, она все проделала по высшему разряду. Затем спрятала деньги.
Он уже одевался, когда вспомнил, что не воспользовался резинкой.
«Тем хуже для нее», — холодно подумал Йенс. Если занимаешься такой работой, всегда рискуешь подхватить триппер.
— Хочешь еще разок за полцены? — спросила она.
— Нет, достаточно, — ответил он; сейчас он думал о возвращении в ИМКА и еще одном горячем душе.
У него еще оставалось время, но ему совсем не хотелось объясняться с клерком — или обойтись без объяснений, ощущая на себе его неприятный рыбий взгляд.