Око за око
Шрифт:
Она шагнула к двери, и привратник услужливо распахнул ее перед ней.
— Раба держать здесь до моего прихода! — приказала хозяйка. — А я пошла к архонтам!
— Зачем? — охнул побледневший Армен, напуганный приказом хозяйки.
— Затем, что ты покажешь им место, где тебя будут ждать пираты!
— Но это погубит твоего мужа!
— А может, я как раз и хочу этого! — усмехнулась хозяйка. — И вообще, что ты, раб, можешь понимать в делах свободных людей? Оставайся здесь и жди меня. Привратник
Оставшись вдвоем с рослым рабом, Армен даже не притронулся к жареному мясу и вину, внесенному поваром из кухни.
— Ешь! — посоветовал привратник и завистливо покосился на кувшин. — Пей! Такое вино!..
— Пей сам! — отмахнулся огорченный Армен.
— Я бы выпил… — привратник оглянулся на дверь. — Да хозяйка…
— Скажешь ей, что это я!
— Слушай, а ты хороший раб! — оживился привратник, наливая себе полную кружку и залпом выпивая вино. Оглянувшись на дверь, налил еще и тоже выпил.
Спасительная мысль пришла в голову Армена. Он сам наполнил кружку и пододвинул ее своему охраннику:
— Пей!
— Ты х–хороший человек! — обрадовался захмелевший привратник, хватая кружку, и снова оглянулся на дверь.
— Пей! — успокоил его Армен. — Мало — так принеси еще один кувшин! Два! Три! Скажешь хозяйке, что все это я!
Через полчаса перед ним сидел совершенно пьяный человек.
— Так я пошел? — осторожно приподнялся Армен и сделал шаг к двери.
— К–куда? — дернулся раб, вскидывая и роняя голову на грудь.
— Туда! — с трудом сдерживая волнение, кивнул на улицу Армен.
— Ну и иди! Ик–к! — неожиданно согласился привратник. Ты хорош–ший — ик–к! — человек!
— Да и ты тоже хорош! — усмехнулся на радостях Армен, и глаза его — чего давно уже не случалось с ним — лукаво блеснули. — Да, и когда вернется твоя хозяйка, не забудь ей сказать, что все это выпил я!
К дому Квинта Пропорция он подоспел, когда солнце уже зависло над горизонтом, а воздух загустел, налившись предвечерней голубизной.
Привязанный цепью раб беззлобно тявкнул на него и красноречиво показал глазами на дверь. Обрадованный тем, что римлянин уже дома, Армен взялся за ручки двери и замер, услышав голос Гедиты, доносившийся из комнаты.
— Квинт! — кричала Гедита прерывающимся голосом. — Умоляю тебя: во имя вашей дружбы с Эвбулидом, ради моих детей — спаси его! Вспомни, что Эвбулид спас тебе жизнь под Карфагеном!
— Последний раз говорю тебе! — оборвал ее сердитый окрик Квинта. — И делаю это только ради дружбы с твоим мужем, — я не могу дать ему больше денег! У меня нет их сейчас в доме! Понимаешь, нет! Они были, но я вложил их в одно выгодное дело!
— Ну так одолжи! Ты ведь можешь… Тебе дадут…
— Мне — да! Но где гарантии, что деньги вернутся ко мне?
— Эвбулид
— Да твой Эвбулид теперь не в состоянии даже расплатиться за свой долг! А тут — такие деньги! Дать тебе их — значит, просто выбросить их на ветер! Нет, как говорят у нас в Риме, кто не может расплачиваться кошельком — расплачивается собою!
— Квинт! Эвбулид расплатится с тобой, даже, как ты говоришь, собою! Но только здесь, у тебя, а не где–то на чужбине!..
— Кем он будет служить у меня? — усмехнулся Квинт. — Поваром? Садовником? Он же ничего не умеет, твой Эвбулид!
— Ну, хотя бы надсмотрщиком…
— Хотя бы! — язвительно передразнил Квинт. — Да ты знаешь, что эту должность мечтает получить у меня каждый раб!
— Но Эвбулид — не каждый! — вскричала Гедита. — И он не раб! — добавила она, вздрагивая от страшного слова.
— Нет, Гедита! — жестко произнес римлянин. — Надсмотрщик, даже самый свирепый и толковый, стоит семь, самое большее — десять мин! А тут — два таланта! Да на такие деньги я смогу купить столько надсмотрщиков, что их у меня станет больше, чем самих рабов!
— Но, Квинт…
— Что Квинт? Вот если бы ты или твоя старшая дочь Фила пришла ко мне вечером, и… — Квинт перешел на шепот, который прервал возмущенный возглас Гедиты:
— Да как ты смеешь? Ведь Эвбулид — твой друг! Нет! Никогда!!
— Тогда уходи! — отрезал Пропорций. — Я ничем не могу помочь тебе.
Дверь распахнулась, ударив Армена в плечо. Мимо раба, обливаясь слезами, пробежала плачущая Гедита.
— Погоди, боги еще накажут тебя! — обернувшись, прокричала она в сторону дома римлянина. — Они никогда не простят тебе этого!
— Да они даже не заметят этого с высоты своего Олимпа! — Захохотал ей вдогонку Квинт.
Армен проводил Гедиту растерянным взглядом, зажмурился, затаил дыхание. И — как заходят в холодную воду — вошел в комнату.
— Что, одумалась? — довольно проворчал стоящий спиной к двери римлянин. Обернулся. И недовольно поднял бровь, увидев Армена:
— О! А тебе что здесь надо?
— Господин! — упал на колени Армен. — Пощади моего хозяина, своего друга…
— Как! И ты за тем же?!
— Да…
— Значит, пощадить?
— Да! Да, господин!!
Армен подполз к римлянину и стал хватать его за край белоснежной туники, целовать сапоги.
— Он такой беспомощный, такой человечный… — бормотал он.
— А я? — нахмурился Квинт.
— И ты человечный! Поэтому поможешь…
— Значит, человечный?
Квинт хлопнул в ладоши, и в комнату вошли несколько молчаливых рабов во главе с рослым вольноотпущенником.
— А ну–ка, всыпьте ему хорошенько! — приказал им Пропорций. — Чтобы он оценил мою человечность!