Окольцованные тьмой. Том 3. Кровь хозяина Елизаветы
Шрифт:
Глава 3. Кровь прародителя
Апрелевское кладбище было последним пристанищем как для местного населения, так для жителей Блэкграда. Оно находилось на окраине посёлка городского типа Апрелевка, входившего в Блэкградскую область. За место здесь нужно было отдать двести пятьдесят тысяч патринских и больше. Некрополь окружал высокий каменный забор; напротив парадных ворот простиралась дорога с двусторонним движением. Через дорогу были невзрачные постройки: цветочная лавка, небольшой продуктовый, шиномонтаж и ритуальный магазин.
Вечерело, на улице было немноголюдно, на мёрзлую землю опускался снег. Порше покинул пассажир – высокий господин в чёрной шубе из мягкой бархатистой овчины; ему было тридцать девять лет. В салоне было тепло, поэтому его шуба осталась не застёгнутой. Продавщица цветочной лавки вышла покурить и, окинув недовольным взглядом чернильно-чёрные короткую стрижку и бакенбарды мужчины, начинавшиеся от виска, плавно переходившие в бороду и усы, его тёмный кашемировый джемпер, кожаный ремень с пряжкой – тигриным черепом, выкованным из серебра, мрачные брюки и сапоги, закашляла и отвела глаза. Приезжий держал в руках изысканную трость, рукоять которой украшал белый тигр. Он посмотрел на часы серьёзным взором бледно-голубых глаз и, крепче сжав рукоять, поторопился в ритуальный магазин.
Дымов прибыл в Апрелевку без охраны, не считая водителя, который был бывшим воякой. Барон заглянул сюда по пути в НМЦ: Арина запретила ему там появляться со свитой. Сегодня Дмитрий рвался в клинику Емельяновой не ради Антона: два дня назад он осознал, что потребуется куда больше времени, прежде чем они смогут поговорить. До тех пор он решил не тревожить Чернова.
В ритуальном магазине барон был единственным покупателем в такой час: он перемолвился с продавцом парой-тройкой слов и стал выбирать цветы. Разнообразие искусственных букетов и венков было внушительным. Живых же цветов оказалось немного: внимание Дымова привлекли белые хризантемы.
Он молча взял букет, поднёс к лицу и вдохнул аромат. Эти цветы заставили Дмитрия позабыть обо всех важных делах: они благоухали как любимые духи его покойной матери. Также пахла Елизавета Романовна, молодая баронесса Дымова, когда укладывала сына – семилетнего Диму – спать, перед их последней совместной поездкой в Страшиловск.
Не сохранилось ни портрета, ни фотографий Елизаветы. По приказу отца, Константина Алексеевича, все напоминания о ней были преданы огню. Дмитрий сберёг в памяти драгоценный образ матушки: светлые локоны, живой взгляд выразительных глаз, голубых, как незабудки, аристократические черты лица. Он помнил тепло её рук и негромкий ласковый голос. Мать была в его глазах святой, а отец – грешником.
Родители Дымова были прямыми потомками Белого Тигра: они приходились друг другу троюродными дядей и племянницей. Отец был старше матери на тридцать лет. Он замыкал двадцатку богатейших граждан Патринии, и как «истинный наследник дел прародителя», посвятил жизнь тёмным силам. У Константина Алексеевича было каменное сердце и прогнившая душа – настолько прогнившая, что сложно было на земле отыскать такого же скверного человека.
Елизавета Романовна была бесприданницей: она выросла в сытости и любви, но восемнадцатая весна принесла ей беду – родителей Лизы отравили. Внезапно выяснилось, что семья Елизаветы задолжала кузену погибшего отца неслыханную сумму. Константин Алексеевич отнял всё, что унаследовала Лиза. Он жаждал сохранить чистоту крови Белого Тигра и вынудил Елизавету выйти за него. Константин разрешил молодой жене в качестве свадебного подарка взять серебряный крестик и изысканную трость – память об отце.
В детстве Дмитрий был слабеньким, хворым
Белые хризантемы помогли барону мысленно вернуться в ту самую ночь перед отъездом в Страшиловск. Мама сняла с груди нательный серебряный крестик и, надев на Диму, произнесла: «Он принадлежал твоему дедушке, а ему достался от прадеда. Что бы ни случилось, он будет оберегать тебя, Митяй».
Елизавета Романовна никогда не называла сына Дмитрием или Димой, для неё тот был Митяем. Кто бы мог подумать, что много лет спустя какой-то беспризорник станет звать его также, а он подарит ему одно из двух самых ценных сокровищ.
– Вы будете брать букет? – спросил продавец, оторвав барона от мыслей.
– Нет, – негромко ответил Дмитрий, вернув хризантемы в вазу. – Мне нужны для обряда искусственные, – он прочитал на лице продавца недовольство и остановил взор на жёлтых розах. – Возьму эти две и поминальный подсвечник.
Барон заплатил за товар и, забрав цветы и алый подсвечник, покинул ритуальный магазин. Он перешёл дорогу, миновал калитку и отправился по прочищенным дорожкам вглубь кладбища. Перед ним раскинулся лес – лес памятников, склепов, надгробий, старых и свежих могил. Здесь, в царстве мёртвой тишины, среди деревьев, тянущихся до небес, сугробов на участках и неспешного снегопада, время будто остановилось.
Заснеженный некрополь напомнил Дмитрию другой, Страшиловский, где покоилась Елизавета Романовна. Худшую зиму на свете, когда отец поехал с ним и мамой в Страшиловск. Обычно Константин Алексеевич отправлял их в то небольшое имение одних, чтобы отдохнуть от «семейного счастья». Дима всегда любил Страшиловск больше Блэкграда, однако в нём закончилось его детство и подорвалась вера в добро и людей.
* * *
Во время обеда отец впервые велел подать банановый коктейль. Дима был удивлён и по-настоящему рад: он выпил этот густой сладкий напиток до последней капли. Мама сделала пару глотков, а глава семьи не притронулся к стакану. Дима не сразу заметил в глазах матери тревогу и обратил внимание на красные капли, что потекли из носа. Белая скатерть и рукава его вязаного свитера запачкались кровью. Резкая боль ударила по вискам: он закричал и заплакал. Руки и ноги непроизвольно задергались, Дима едва не упал со стула. Мать вскочила из-за стола и со всех ног побежала к нему: обняла сына и взяла на руки.
– Что же вы делаете?! – судорожно произнесла Елизавета; у неё тоже пошла из носа кровь. – Митяй – ваш единственный наследник!..
– Дмитрий должен усвоить урок, – холодным голосом ответил Константин Алексеевич, наколов на вилку кусок стейка с кровью и поднеся его ко рту. Он принялся тщательно прожевывать мясо, а когда закончил, прибавил: – Он – наивный сопляк! Твоё воспитание, Лиза! Уж лучше наш род прервётся на нас, чем я оставлю после себя такое ничтожество.
– Как же так?.. Митяй всего лишь ребёнок. Молю, пощадите сына! – Елизавета опустилась перед мужем на колени и прижала Диму к груди.