Около кота
Шрифт:
Невесело прошёл у нас ужин. Молчали все, каждый, небось, про Тангиля думал. Хоть и был он с нами строг, а всё ж свой, и жалко его вдвойне. И по-простому, по-человечески, и как вероучение нам велит всех страдающих жалеть мыслию, словом и делом. Хоть и Новый Порядок, и дела всем вам известные, а вера-то в людях ещё осталась.
Поели мы – да и остались сидеть за столом во дворе. Солнце уж закатилось, небо чистое-чистое, рыжева так в синеву переходит, что и не поймёшь, где одно начинается и где другое кончается. Сад ещё листвы не сбросил, осень только пришла, и выдалась она тёплой. Где-то вдали птица белокрылка свиристит. А у нас у всех на душе как будто стая крыс напакостила.
Потом
Тем этот день и кончился. И тут я прервусь, ибо сдаётся мне, что всем нам, почтенные братья, пора на вечернюю трапезу.
Лист 12.
Поразмыслил я ночью и понял: великий предстоит мне день. Если не обманул вдову господин Алаглани, если и впрямь поможет ей – то этим и подтвердится наша догадка. Это уж будет твёрдо установленное. Ибо человеческой силой такое сотворить невозможно – из Башни Закона узника никак не вынуть, разве что атаковать большим войском. Так это надо вообще целую армию на столицу вести… Стражу не подкупишь – знаете же сами, отборная там стража. Высокое Собрание-то помнит, как нынешние вожди его девять лет тому назад из башни бежали, и сколько это стоило серебряных огримов. Так что как низложили короля и Новый Порядок установился – всю тюремную стражу заменили и за новой учредили строжайший пригляд. Ни к чему им, чтобы кто-то сотворил то же самое, что некогда сподвижники ихние. Впрочем, вы получше меня всё это знаете.
Конечно, нельзя было совсем уж не брать в расчёт иную догадку: что обманул её господин, что не станет он ей помогать, а будет, по обыкновению всех мошенников, тянуть из неё огримы да обещаниями кормить. Но, по правде сказать, мысль эта показалась мне совсем уж глупой. Вдова-то про сбережения свои сказала честно, и ничто господину не мешало тотчас деньги у неё забрать, в плату за помощь. Больше, чем в том узелке, у неё всё равно не вытянешь, последнее собрала. И потому какая же в том выгода, чтобы обманывать её? Подумал я и то, что, может, ему не серебро надобно, а тело её женское? Но ведь немолода уже, и не сказать чтоб красива, и разве господин бы лучшей не нашёл?
Да, я прекрасно понял ваш вопрос. Нет, всё то время, что я в доме у господина Алаглани провёл, женщин он к себе не водил, а те, кто приходили на приём – так приёмом всё и ограничивалось. Потом-то выяснилось, но об этом, братья, я поведаю в своё время. Кстати, слышал я от Халти, что за два года до меня был в доме старшим некто Пиалай, и влюбился он в девчонку с нашей же улицы. Заутинайи её звали. Служанка у лавочника Амиарги, всякой рухлядью торгующего. И стали они с Пиалаем в саду господском встречаться, и дошло у них дело до телесного соития. И застукал их на том господин. Как прознал? О том есть у меня догадка – стукнул кто-то. Может, сам Халти и стукнул, потому что по словам его легко можно было понять: крепко не любил он Пиалая. В общем, было крику и шуму! Девчонку ту хозяин её, лавочник, поучил, а вот господин наш Алаглани Пиалая не стал драть – а отправил на телеге. Прикиньте – парню уж всего-ничего прослужить оставалось, а вмиг всё рухнуло, и что с ним теперь, и на каком он свете – поди пойми… Старшим вместо него Мианаху стал,
Спрашиваете, как же я проверил насчёт вдовы? Потерпите, и до того речь дойдёт, а сейчас я по порядку всё излагаю.
Итак, начался день как обычно. Позавтракали мы – без Тангиля, ему Амихи поесть принёс в лабораторию. А уж после обеда его в людскую перенесли. Господин Алаглани сказал: не меньше недели ему лежать, да и потом осторожным быть надо, руку не перетруждать. Спрашиваете, а кто ж на время болезни Тангиля лошадями занимался? Это дело поручили Хайтару, уж коней-то почистить, корму засыпать, воды в кадушки залить он сумеет, а с упряжью ему Халти помочь должен.
Потом я собирал рысь-траву и раскладывал в сарае на просушку – дело долгое, кропотливое. После обеда возился на грядках, осень же началась, что-то надо убирать, а что-то, наоборот, сажать, и под будущие посадки навоз вносить, перекапывать так, чтобы поровну с землёй смешался.
Ну, конечно, улучил я всё же минутку с Алаем повидаться и от него узнал, что после завтрака господин засел у себя в кабинете, стал разные письма писать. Долго писал, а Алай в чуланчике ждал, не понадобится ли. Потом кликнул его господин, велел Халти позвать. И поручил он ему, Халти то есть, срочно разнести эти письма в город, по адресам. Сильно я тогда пожалел, что не мне это приказали.
После обеда Халти вернулся, поел отдельно на кухне, стал работы проверять – пока болен Тангиль, ему, как самому из нас старшему, пришлось на себя начальство взять. А господин, по словам Алая, в лаборатории заперся и был там до ужина. Кстати, кота своего любимого с собой взял. Вот хоть убей, не пойму, чего этой рыжей бестии в лаборатории делать? Мышей разве что ловить? Так ведь говорил я уже – кот наш равнодушен к мышам. Впрочем, у нас мышей-то и не водится. То ли запах кошачий чуют, то ли господин наш лекарь знает против них какое-то сильное средство.
Вышел господин из лаборатории только к ужину, мрачен был, по словам Алая. Отругал его, что чернила в чернильнице несвежие и перья плохо заточены, что пыль на оконном стекле, что воздух в кабинете затхлый. В общем, придирался – а с ним такое редко бывает. Он вообще, как думается мне, из тех, кто долго терпит всякую мелочь, но уж если круто натворишь, круто и получишь. Как вот я тогда за чуть не сгоревшее травохранилище.
После ужина сидели мы, как обычно, в людской, в камешки играли. Я сам играть не стал, рукой лишь махнул – утомился, мол, сильно, голова тупая совсем. Лёг на свой тюфяк и принялся ждать, когда же закончат они. Хорошо хоть, осень уже наступала, темнеть пораньше начало, а поскольку жечь в людской свечи нам запрещалось, то вскоре уже и камешки пришлось кончать. Боялся я, что начнут ребята всякие истории рассказывать, это могло надолго выйти. Но повезло – вскоре начали все ложиться. То ли настроения болтать не было, то ли потому, что Алай в чуланчике ночевал, а не с нами. Он-то первый из нас рассказчик, его не останови – так он до утра может всякие книжки пересказывать.
Почему я так волновался? Да потому, что времени у меня не слишком много оставалось. Сами судите – когда окончили мы ужинать, почти восемь было, и затем ещё эти камешки… Да и теперь к тому же следовало хоть малость, а выждать. То есть на всё про всё – меньше двух часов, а столько всего следовало успеть!
Подождал я, пока по дыханию ребят не убедился, что дрыхнут они. Тогда тихонько поднялся и из людской шмыгнул. А не все, оказывается, спали! Вслед мне сонный голос Халти донёсся:
– Ты куда, Гилар?