Окончательная реальность
Шрифт:
Напряженность дискуссии нарастает. Пушкова предоставляет слово пожилому седовласому господину, одетому в светлый полотняный пиджак и лиловую косоворотку.
Первуша Щукин(Союз русских язычников): Братья и сестры! Слушаю я ваш достопочтенный разговор и не перестаю удивляться. Какой бонапартизм? Существуют же новейшие исследования, научные открытия. Слава богам, правящий клептократический режим все еще позволяет заниматься непредвзятыми историческими изысканиями. Давайте же ответим на простой вопрос: кто истинные вожди наши? Откуда род свой ведут? Теперь уже известно, что не из варягов они, но уж и не из жидов, это тоже верно. Хотя по древности своей род их постарше даже жидовинов будет. Ведут корень свой они от самого изначала. В моей монографии, выдержавшей девять переизданий, излагаю я фундаментальное открытие. Открытие это по аргументированности не имеет себе равных в области индоевропеистики. Приведу ключевые выводы означенного труда. Установлено: прародиной индоевропейцев – русов – является Ближний
В марте 101 года так называемой нашей эры двухсоттысячная армия Траяна по понтонному мосту перешла Дунай. Здесь, в Дакии, решил он тайно основать новую династию. Почти четыре века томился сей скрытый корень русских королей в высоких горах Трансильвании. Ждали рождения нового героя. В ожидании основали временную столицу – городище Киевец на Дунае. Наконец свершилось: родились избранные богами герои – братья Кий, Щек, Хорив и сестра их Лыбедь. Возвестили вещуны, что пришло время отправляться в поход и основать третий по счету русский город, третью Трою – мать будущих городов русских, город-герой Киев! «Повесть временных лет» сообщает: «Сидел Кий на горе, где ныне подъем Боричев, а Щек сидел на горе, которая ныне зовется Щековица, а Хорив на третьей горе, которая прозвалась по имени его Хоривицей. И построили город в честь старшего брата своего, и назвали его Киев». Остался Кий в городе править и византийцев с хазарами поганой метлой гонять, остался и брат его Хорив и сестра их Лыбедь. Щеку же вещуны велели возвращаться назад в Трансильванию, где ждать, пока боги вновь призовут его или потомков его к служению. Ровно четыреста лет процветало еще Киево государство, пока злобный викинг Олег, Рюриков воевода, поработивший северных русичей, не пришел в город и не убил законных русских властелинов. Вновь задрожали устои великой империи. На тысячу лет погрузилось отечество наше в слепоту. Не Романовых и не Рюриковичей должны воззвать мы на царствие, а истинных наших властителей, наследников Энея и Траяна.
– Да где же их найдешь, наследников Энея? – выкрикивает кто-то с места.
Щукин: Хороший вопрос. Я давно работаю над этим вопросом. Лучшие годы отдал необходимому России решению. И я нашел его там, где и должен был найти. (Пауза.) В Трансильвании. Кий по-старославянски – «жезл», «посох», а Щек по-старославянски – «змей», «дракон». Недаром змиевы валы вокруг Киева наверчены. Хотел Щек город защитить, но поважнее ему боги дела поручили. Возвратился он на родину и сохранил тайный род Драконов, от Траяна корень ведущий! Дракон, то есть Дракула – вот истинный наследник русского престола. Дракула и его потомки! Гробовая тишина. Представители парламентских партий сидят с каменными лицами. Слово вынужден взять представитель действующей власти.
Власов(капитан I ранга): Уважаемые Сцилла и Харибда. Должен сказать… знаете ли, это недопустимо. Мы все-таки обязаны находиться в политическом поле, в поле здравого смысла, наконец – ну я понимаю – монархизм, ну я понимаю – критика власти, ну я понимаю – права трудящихся, но Дракула, кроманьонцы! Извините, я вынужден буду поставить вопрос о вынесении предупреждения вашей передаче.
– Вам бы только предупреждения выносить! – снова кто-то кричит с места.
Шустер(заносчиво):
Мужчина исключительно приятной наружности поднимается из первого ряда.
Сергей Бондарчук(Союз кинематографистов): Уважаемые господа, позвольте мне задать вопрос, не касающийся Дракулы. Вопрос, который, наоборот, касается культурного наследия нашей страны. В течение уже нескольких лет я пытаюсь осуществить постановку великого романа русской литературы – «Тихий Дон». Вначале мне казалось, что он просто незаслуженно забыт, и я счел своим долгом возобновить его жизнь на киноэкране. Но те трудности, с которыми я столкнулся, те ничем не обоснованные отказы студий работать над проектом, то нежелание государственных чиновников обсуждать возможность экранизации – заставляют меня думать, что существует негласный запрет. Цензура! Как же может демократическое государство допускать цензуру, да еще в отношении величайшего романа современности?! Власов: Что вы, что вы, дорогой Сергей Федорович! Никакой цензуры нет. Я знаю, вы обращались за государственным финансированием постановки. Но поймите правильно: Шолохов – любимчик Сталина. Мы не приемлем всякое наследие сталинизма, и мы не будем финансировать такую ленту. Дорогой Сергей Федорович, не обижайтесь, экранизируйте нам лучше «Войну и мир» Толстого, или вот «Красное колесо» Александра Исаевича.
Солженицын: Вы знаете, я согласен. В первом – непредвзятом и необдуманном чтении «Тихого Дона» в тридцатые, еще в юности, я больно ощутил ухаб между вторым и третьим томами. Как будто сломался роман, как будто иначе пошел. Откуда эти неувязки? Откуда этот вздор, от которого отмахиваешься, как от досадливой мухи… (Солженицын отирает пот со лба.) С самого появления своего в 1928 году «Тихий Дон» протянул цепь загадок, не объясненных и по сей день. Случай небывалый в мировой литературе. Юный продкомиссар создал произведение на материале, далеко превосходящем жизненный опыт и уровень образованности. Опубликовал труд, который мог быть подготовлен только долгим общением со многими слоями дореволюционного донского общества. Книга удалась такой художественной силы, которая достижима только после многих проб опытного мастера. Получается – несравненный гений? Чудо? Уже тогда по стране поползли слухи, что роман подписан не тем автором, которым написан. Давайте и сейчас не станем торопиться с экранизациями. Уверен, найдется достойный исследователь, призванный изучить и объяснить все загадки «Тихого Дона», помешавшие ему быть книгой высшей, чем она сегодня есть.
Я слушал как зачарованный: «Найдется достойный исследователь, призванный изучить и объяснить! Изучить и объяснить…»
Резкий вой прервал мои мечтания. Заставка, стилизованная под милицейскую сирену, возвестила о начале следующей передачи. Сирена на экране поиграла красно-синими огнями, затем над ней со странным звуком пропорхал двуглавый орел, и в студию вальяжно вошел Александр Штопаный. Тогда еще восходящая звезда только-только начинал свою карьеру, совсем недавно перебравшись в Москву с Бийского телевидения. Поглаживая клиновидную бородку, Штопаный неторопливо заговорил:
– Сегодня «Сирена» выходит после только что завершившихся дебатов. Поблагодарим уважаемых Сциллу и Харибду за интересный эфир и объявим наши темы. Итак, – Штопаный поднял вверх палец, – «Был ли Агамемнон евреем, или Причины и следствия Февральской революции». А также: «Возможный наследник российского престола работает на станции переливания крови в Беркли…»
Я выключил телевизор.
Майкл Фрейн
Лондон. 2 февраля 1976 года, понедельник
1 февраля умер Гейзенберг. Майкла известили об этом только в понедельник, второго числа. Странно устроен этот мир – Майкл знал день и час собственной смерти, а о смерти Гейзенберга узнает спустя сутки. Вчера он позволил себе выдернуть телефон из розетки, чтобы попробовать наконец дописать пьесу. Ему казалось, что в другой жизни он не будет физиком. Возможно, литература, драматургия… Фрейн не был уверен, но иногда, очень редко, выводя на бумаге робкие строчки, надеялся именно на это.
Получив сообщение, Майкл попытался восстановить детские впечатления от Гейзенберга. Он смутно помнил тот холодный вечер в Копенгагене, возбужденный разговор между Гейзенбергом и Бором, общее чувство напряжения, даже свои слова, давшие ключ к созданию атомной бомбы, припоминались с трудом. Зато великолепно помнил слезы Маргарет и вкус крови на губах после того, как Бор разбил ему лицо.
Когда Фрейн думал о последнем дне, он всегда ощущал этот соленый вкус. Последний день – 14 мая 2008 года. Майкл изучил его досконально. Это была просто часть работы, он помнил об этом дне всё. 14 мая. Манчестер. Среда. С утра отличная погода. Он, полысевший и седой, выйдет на улицу и удивится праздничной атмосфере. В кафе спросит, что за праздник. Ему ответят: «Сегодня вечером „Глазго Рейнджерс“ надерет задницу русским в финале футбольного кубка». Кто-то усомнится. По улице, размахивая синими флагами и крича, пройдут наглые российские болельщики. Он закажет кофе и откроет газету. Привычно просмотрит котировки. «Фунт укрепляется относительно доллара. Рубль достиг очередного исторического максимума. Цена на нефть пробила отметку 140 рублей за баррель и, по мнению аналитиков, продолжит рост».