Окончательное решение
Шрифт:
Алина отводит взгляд, и её горло дёргается, когда она сглатывает. Уголки её сощуренных глаз слегка блестят, и я чувствую, как напряжены её мышцы.
Она была проституткой до того, как ушла из дома.
Такое случается. Я знаю, что подобное происходит, потому что видел это много раз. Обычно это какой-нибудь придурок-наркоман, который сделает всё, чтобы получить дозу, и вдвойне придурок-сутенёр, которому нравится свежая, молодая киска. Они находят какую-нибудь девочку-подростка и уговаривают её выйти на улицу, дав ей кучу обещаний,
– Кто? – она до сих пор чрезвычайно напряжена, но во мне кипело любопытство, и я должен был спросить.
– Это имеет значение? – её ответ и нежелание рассказывать говорит мне больше, чем я, вероятно, хочу знать. Существует конкретный человек, который втянул её в эту жизнь, – кто-то важный.
– Может быть.
Она смотрит на меня, но не отвечает. Через минуту она снова отводит взгляд. Я нежно глажу её руку, поднимаясь к плечу. Когда она так и не смотрит на меня, я беру пальцами подбородок и поворачиваю её лицо к себе.
– Кто? – спрашиваю я ещё раз.
– Мой отец.
Я еле заметно вздрагиваю. Эта информация не должна была меня так сильно удивить. Мне не довелось иметь родителей – у меня в детстве никогда даже не было настоящей родительской привязанности – и я не знаю, на что похожи такие отношения. Но я видел это. Даже Ринальдо не стал бы поступать так со своим внебрачным сыном.
– Почему? – спрашиваю сквозь стиснутые зубы. Могу предположить, но это всё равно будут лишь мои догадки.
– Он игроман, задолжал кому-то кучу денег. И понял, что может использовать меня, чтобы расплатиться.
– Где была твоя мама?
– Она ушла от нас, когда мне было семь, – говорит Алина. – Большую часть времени она была пьяна или под кайфом. Они с отцом часто кричали и ругались. Однажды она просто исчезла. Я почти ничего о ней не помню.
– Ты больше её не видела?
Алина качает головой.
Я обдумываю эту информацию. У неё была мать-наркоманка и отец, который имел серьёзные проблемы с азартными играми. Догадываюсь, что её мамаша не просто сбежала по собственной воле. Она определённо мертва от передозировки или, возможно, от рук отца Алины. Без защиты и заботы матери неизвестно, что могло бы случиться дальше.
Моё воображение берёт верх, и я представляю её молоденькой девушкой, оказавшейся в такой ситуации. И что сделал этот тип? Поставил её на кон, когда закончились деньги? Поспорил на её киску, противопоставив паре королей? Сам её трахнул?
Я с трудом сглатываю и замечаю, что мои руки начинают немного трястись. Чтобы остановить дрожь, сжимаю их в кулаки, но челюсть всё равно крепко сжимается, а кожу обдаёт жаром.
Я хочу убить этого ублюдка.
Буду убивать его медленно. И прослежу, чтобы сначала он распробовал то, что сам сотворил. Я знаю много парней, которые были бы счастливы по очереди отодрать задницу такого папаши, пока я отрезал бы ему палец за пальцем. Ему будет больно. Очень.
– Как его зовут? – едва могу произнести я слова.
Она уставилась на меня широко распахнутыми глазами, сжимая пальцами мою ладонь.
– Нет, – говорит она, качая
– Почему не скажешь?
– Потому что... – она не продолжает и снова отказывается смотреть на меня.
– Скажи мне, – я освобождаю пальцы и обхватываю её запястье. – Назови его имя.
– Я знаю, о чём ты думаешь, – качает головой Алина. – Нет, Эван, пожалуйста.
Я тяжело дышу, глядя на неё. Конечно, она знает, что я хочу сделать. Этот мудак должен умереть. Он заслуживает этого больше, чем большинство людей, которых я убил, и я так просто это не оставлю. Мне хочется потребовать от неё ответа, когда понимаю, что в этом нет необходимости – ведь у меня есть Джонатан, который может узнать всё, что мне нужно. Я киваю и опускаю взгляд, скрывая решимость позаботиться об этом хрене без её ведома.
– Эван, пожалуйста, – повторяет она, видимо, не уверенная, что я позволю оставить всё, как есть, и она права. – Сейчас уже всё позади, и я хочу, чтобы так и осталось.
– Так? – я оглядываю её сверху вниз и отпускаю запястье. – Кажется, ты всё ещё трахаешься за чьи-то чужие деньги.
– У меня хороший сутенёр. Он заботится о нас.
– Бьюсь об заклад, так и есть, – не могу сдержать я сарказм, потому что слишком хорошо знаю сутенёров.
– Он, действительно, хороший, – она скользит пальцами вверх по моей руке, прижав на мгновение большой палец к сгибу локтя. – Он не изматывает нас, отдаёт справедливый процент и присматривает за нами.
– Если бы он за тобой присматривал, тебя бы здесь со мной не было.
– Нет, была бы, – тихо говорит она.
– Правда? Почему?
– Потому что кто-то же должен.
– Что, чёрт возьми, ты имеешь в виду?
– Как будто мы не знаем, кто ты, – еле слышно продолжает она.
– Мы?
– Все проститутки. Знаю, я не должна говорить об этом, но на улице нет ни одного человека, который не слышал бы о тебе. Я понимаю, почему тебе пришлось так поступить, – по крайней мере, сейчас, – но ты должен понимать, что мы знаем, кто ты. Знаем твою историю.
– Какую историю? – я по-настоящему сбит с толку. Она явно говорит не о моей работе на Ринальдо.
Алина нервно облизывает губы. Она не стала бы так сильно волноваться только из-за упоминания о моей профессии. Здесь что-то близкое, что-то более личное.
О, чёрт. Конечно. Она знает, что случилось с моей последней постоянной проституткой.
– Давай. Скажи это.
– Мы знаем о той девушке, – о той проститутке - которую ты раньше увозил с собой домой.
– Что именно, по-твоему, ты знаешь?
– Я знаю, что она больше не вернулась. Я знаю, что сразу после её исчезновения ты устроил стрельбу и попал в тюрьму. И я знаю, что ты сейчас не с ней.
Моё сердце колотится, хотя я не понимаю, почему. От вспыхнувших в моей голове воспоминаний я зажмуриваю глаза, как будто это поможет удалить мелькающие образы: Бриджет передо мной, кричащая и плачущая; то, как я ору на неё; чувство предательства, находящееся глубоко внутри меня, которое невозможно контролировать.