Окончательный диагноз

Градова Ирина

И вот тогда-то за меня вступилась Анна Романовна. Честно говоря, я никак не мог ожидать от нее такого, ведь наше общение до сих пор ограничивалось лишь порицаниями на директорском ковре! Тем не менее именно от нее поступила настоящая помощь. Анна Романовна взяла меня на поруки. У нас состоялся серьезный разговор – совсем иной, нежели все, что были до этого. Ваша мама говорила, что я уже перешел черту, за которой нет и не может быть ничего хорошего, но у меня еще есть один маленький шанс вернуться к нормальной жизни. Анна Романовна напомнила мне о матери, о моих братьях и о том, что у каждого в жизни существует мечта. Не может

быть, сказала она, что моя мечта – тюремная койка и баланда! И я, с удивлением для себя, понял, как мне себя жалко – просто до слез. Не знаю, как мне это удалось, но я и в самом деле изменился. Это произошло не сразу, а постепенно, и все же – произошло, исключительно благодаря Анне Романовне. Меня бы выкинули из школы сразу же после восьмого класса, но опять вступилась ваша мама. Она посчитала, что для меня гораздо лучше будет провести в стенах школы еще пару лет, чем сразу же броситься во взрослую жизнь, ведь мы с ней оба знали, что один раз это уже случилось. Разумеется, никто и не думал, что из меня в результате выйдет что-то путное… Так вот я что хочу сказать, – добавил Родин после короткого молчания, во время которого я переваривала полученную информацию. – Иногда очень важно просто поверить человеку. Порой это может стать фатальной ошибкой, но не думаю, что в вашем случае, Агния, будет так. Однако вы тоже должны мне что-то дать – что-то, способное пролить свет на это дело. Вы меня понимаете?

Я тяжело сглотнула комок в горле и кивнула.

– Тогда говорите.

Мне не слишком улыбалась перспектива «стучать» на кого-то, но требовалось спасать себя, поэтому я решила, что в данном случае лучше действовать по принципу «помоги себе сам».

– У Галины Васильевны были родственники, – сказала я.

– Да, – кивнул Родин. – Я видел их на похоронах – довольно большая группа, надо заметить. Кстати, соседи говорили, что они никогда не появлялись у Голубевых и никак им не помогали. Это правда?

– Что не помогали – чистая правда, а вот что не появлялись… В общем, дело обстояло так…

* * *

Я сидела, скорчившись на койке, и размышляла. Мне казалось, что моя жизнь и так достаточно трудна и запутанна и ничто не могло усложнить ее еще больше. Оказывается, я ошибалась: всегда есть шанс ухудшить отвратительное положение вещей и сделать его невыносимым! Мало мне проблем на работе, так еще теперь вляпалась в такую историю, из которой даже не знаю, как выпутаюсь!

Может, следовало рассказать Родину и о деле, связанном со смертью Розы Васильевой и «Новой жизнью»? С другой стороны, я ведь поделилась с Шиловым своими подозрениями на этот счет и даже предложила ему версию – довольно фантастическую, но все же вполне правдоподобную, если вдуматься! Пусть теперь он немного поработает, если считает себя таким правдолюбцем, а у меня и своих неприятностей – выше крыши! А с Родина достаточно и того, что я поведала ему об Антонине и ее непреодолимом желании завладеть жилплощадью Галины Васильевны. В конце концов, почему я должна страдать из-за того, о чем даже не подозревала?

Но что-то мешало мне самой поверить в то, что именно племянница Голубевой могла убить ее. Да, баба она скандальная и жадная, но все же для того, чтобы убить человека, требуются определенные качества, которыми, как мне казалось, Антонина не обладала. Ее сыночек, человек-гора?

Исключено, ведь соседи видели женщину, а не мужчину. С другой стороны, та женщина могла выходить и из другой квартиры, а соседи ошибались? Если нет, то кто еще? Врач из поликлиники? Она столько лет ходила к Голубевым и внезапно позарилась на «гробовые» деньги старушки и ее единственное украшение? Верится с трудом…

Слава богу, в КПЗ отсутствовало то, что называется пугающим словом «параша». Как только я вошла в камеру, то в ужасе огляделась, ища ведро или унитаз: самым страшным для меня было бы опорожнять содержимое мочевого пузыря на виду у всех! Однако выяснилось, что для того, чтобы сходить по нужде, надо вызвать охранника. Это не так страшно, можно пережить. Но я и представить себе не могла, что проведу здесь двое суток! А что, если Родин мне ничуточки не поверил и сейчас с удвоенной силой начнет копать, чтобы поглубже упрятать меня лет этак на двадцать? Что, если он не сможет подтвердить ни одной из моих теорий – или не захочет! – и я так и останусь единственной подозреваемой в деле убийства Голубевой, а потому – априори виновной?!

Нет, такого просто не могло произойти – только не со мной… И тут мне пришла в голову пугающая мысль о том, что наверняка каждый человек, оказавшийся в моем положении, думает точно так же. Ведь невозможно поверить в то, что невиновного человека осудят и посадят в тюрьму, и тем не менее невиновные сидят годами, а никому и дела нет…

Девчонки уже начали укладываться спать, когда дверь в нашу камеру отворилась и на пороге возник Родин. Он выглядел довольным, и этот факт показался мне подозрительным и не обещающим ничего хорошего.

– Ну, Агния Кирилловна, и заставили же вы нас попотеть! – сказал он громко, и мне показалось, что его слова звучат несколько наигранно. – Почему сразу было не сказать, что у вас имеется неопровержимое алиби на время убийства?

– Во, я же говорила – все обойдется! – радостно воскликнула Ольга-спортсменка.

– Погодите, какое алиби?.. – пробормотала я.

– Да ладно вам, Агния Кирилловна, – как-то слишком быстро перебил меня следователь. – Ваш муж мне все рассказал.

– Мой – кто?! – переспросила я.

– Вячеслав Смольский – ваш муж?

Я не знала, что ответить, но Родину, похоже, этого и не требовалось.

– А еще теперь, когда мы выяснили происхождение денег на вашем счете, – продолжал Родин, – нет никакой нужды держать вас взаперти. Ведь вы в любом случае никуда не убежите, верно?

– Денег…

– Советую принять этот подарок, – шепнул мне на ухо Родин, беря меня под руку и таща к двери наружу.

Я умолкла, поняв, что происходит нечто, от меня не зависящее, но, судя по всему, вполне устраивающее следователя.

– Удачи! – крикнули одновременно Катя и Ольга, прежде чем за мной закрылась дверь.

– Послушайте, что все это значит? – спросила я тихо, когда Родин тащил меня по коридору.

– Просто идите домой и ни о чем не думайте! – посоветовал он мне. – Теперь этим делом займутся другие люди, а вы можете вернуться к своим обязанностям в больнице, дома – в общем, везде, где находили себе применение раньше.

– Значит, обвинения с меня сняты? – с замиранием сердца спросила я.

– Нет – пока. Но вы ведь не сбежите за границу? Я так и сказал вашему адвокату: она может выйти под подписку, и сейчас с ней встречаться необязательно!